— Тогда я поклянусь в верности тебе как капитану, — сказал Ри. — Такую клятву я могу принести искренне, честно и без всяких поправок.
— Как твой капитан я приму эту клятву.
Ри кивнул и проглотил жемчужину. Еще ощущая в горле ее гладкую округлость, он произнес, глядя в бездонные глаза Ррру-иф:
— Внемлите мне, боги. Я клянусь своей жизнью в вечной верности истинному и законному капитану этого судна. Я твой меч, капитан, которым ты произведешь отмщение, и рука, которой оно будет совершено. Клянусь, что буду защитником твоих пассажиров, твоего экипажа и твоего честного имени.
Слова эти были обращены к Ррру-иф, однако перед глазами Ри было лицо его сводного брата, и сердце его требовало, чтобы боги услышали истинную правду: он присягал в верности истинному капитану «Кречета», преданному мятежниками Яну, а также Кейт, мертвому Хасмалю и погибшим морякам, до конца остававшимися со своим капитаном.
Ррру-иф коротко кивнула, не отводя глаз от его лица, и сказала:
— Клятва была искренней, и боги, конечно, услышали ее. Но ты не должен был клясться перед богами в большем, чем требовалось от тебя. Ты не обязан быть верным моему экипажу и моим пассажирам. Будь верен лишь мне одной. А Гретен и пассажиры, которых мы можем взять, пусть сами позаботятся о себе.
Ррру-иф улыбнулась, но улыбка вышла напряженной.
От жемчужины в желудке Ри исходило тепло, уже растекавшееся по жилам. Только что он заключил союз, о котором прежде не мог и помыслить. Яну, находившемуся сейчас рядом с Кейт, теперь принадлежала часть его души — теперь он был связан с ним столь же прочно, как и с Кейт.
Ян расхохотался бы, узнав о моем поступке, подумал Ри. Надо же, я присягнул в вечной верности и ему самому, и людям, которые служили ему. И это я, некогда поклявшийся убить его собственной рукой!
Отбросив эти мысли, он вновь обратился к текущему моменту.
— Нам придется вернуться в гостиницу и забрать свои вещи, — сказал он.
Ррру-иф встала, разглаживая складки своей блузы. Украшенные перышками косички у висков чарующе закачались туда-сюда. — Ступайте. А нам нужно будет позаботиться о том, как устроить вас на корабле. Пока у нас нет свободных кают, а я не хочу, чтобы кто-то из вас спал в кубрике вместе с матросами. Я велю им относиться к вам с почтением. Поэтому возвращайтесь из гостиницы не раньше второй половины завтрашнего дня. Со следующим приливом мы отплываем в Калимекку.
Криспин был по-прежнему в цепях. Металл стискивал запястья, а соединенный с наручниками железный ошейник заставлял прижимать руки к груди. Но теперь он лежал под сводом из древесных ветвей, в мягкой траве, а смердевший как сама смерть призрак, нашептывавший ему на ухо мерзости и лапавший интимные части тела, исчез неведомо куда. Окружавшая Дом Галвеев стена по-прежнему высилась неподалеку, но он более не находился внутри нее. Он был снаружи. Алви, согнувшись над ним, ощупывала наручники своими тонкими пальчиками. Выходит, он все-таки победил: он забрал свою дочь и вырвался на волю, убравшись, хоть и недалеко, от Дома и его обитателей… Каким-то образом он сумел одержать победу, находясь на самом краю гибели.
Криспин сел, размышляя о том, что, если он Трансформируется, обруч еще туже сдавит шею, но ножные и ручные кандалы станут свободнее и он сможет стряхнуть их. Следовало точно рассчитать, успеет ли обруч удушить его прежде, чем он, завершив переход, вновь обретет человеческий облик. Криспин вовсе не хотел умирать — особенно теперь и столь смехотворным образом. И еще он не желал, чтобы Алви увидела его в зверином обличье. Конечно, когда-нибудь это неизбежно случится, но не сейчас. Только не сейчас.
— Парат, — прошептал поблизости голос. — Вижу, вы тоже спаслись.
— Похоже, что так. — Повернувшись на звук, он увидел, что голос принадлежит Иларии, одной из его телохранительниц. — Но как тебе удалось вырваться оттуда?
— Все случилось независимо от меня. Какое-то жуткое создание схватило меня и выволокло оттуда, при этом рассказывая, что оно может сделать со мной, и тыча лапами в меня самым мерзостным образом.
Илария ползла к нему между деревьев, то и дело оглядываясь на Дом, не появился ли кто у ворот. Заметив Алви, она сказала:
— Так вы смогли забрать ее…
— В известной мере. — Криспин улыбнулся дочери.
— Хорошо. Рада за вас. — Илария кивнула в сторону Дома. — Они вот-вот нагрянут сюда. Нужно снять с вас эту цепь, иначе вы не сможете бежать.
— Ты можешь это сделать?
— Я умею обращаться с замками. У меня есть булавки. Предатели не потрудились как следует обыскать меня.
Криспин отметил, что на ней самой оков уже не было.
— Кто еще освободился?
— Не знаю. Похоже, наших разбросало вокруг. Я видела, как погибли Гуибиаль и Хикселия. Тет тоже умер.
Криспин мог бы бежать с Иларией и Алви, однако чем больше телохранителей уцелело, тем лучше. Он надеялся, что кошмарные призраки, выставившие его из Дома, проделали то же самое и со всеми его людьми. И если это так, он получит верных бойцов, способных защитить его спину. И это предоставляло ему неожиданно большое преимущество. Ведь Галвеям не придет в голову ждать новой атаки. А это значило, что, прежде чем ночь закончится, он перегрызет собственными зубами глотку Эйоуюэля, как и пообещал. Кроме того, он уничтожит всех уцелевших Галвеев… они заплатят ему сполна за похищение дочери.
Стоявшая на коленях за его спиной Илария аккуратно и ловко открыла замки на наручниках и ошейнике, и цепи соскользнули на землю. Криспин потер запястья, лодыжки и горло и сказал:
— А теперь надо собрать тех, кто остался. Мы возвращаемся назад. На сей раз мы захватим Галвеев врасплох.
Алви опустила руку на его плечо и покачала головой:
— Нет, папа. Ты этого не сделаешь. Сюда идет беда, и тебе нужно поторопиться уйти отсюда, прежде чем она окажется здесь.
Криспин взглянул на ее юное искренне озабоченное лицо, словно зеркало отражавшее черты его самого и той единственной женщины, которую он, пусть и ошибочно, полюбил много лет назад, и на мгновение заколебался. Он мог уйти отсюда с Алви, отказавшись от мести; в конце концов он добился того, что для него было важнее всего, — вернул себе дочь. Однако воспоминания Дугхалла шевелились на задворках его ума. И еще он чувствовал презрение этих людей, полное отсутствие уважения к его достижениям как чародея и человека, и не сомневался в том, что, если он просто уйдет отсюда, не заставив их расплатиться за содеянное, они будут хохотать над ним. И начнут распространять слухи о его трусости и слабости по всему городу.
Криспин имел слишком много врагов. И любой из них готов был наброситься на него при первых же признаках его слабости. Поэтому он не мог позволить остаться в живых тем, кто обокрал и посрамил его.
