Все свои предыдущие рискованные фокусы я проделывал исключительно для того, чтобы сохранить побольше времени для «логова». Мой гандикап велик, первый этап обучения Охоте я проскочил благодаря ему с реактивной скоростью (хотя и не намного быстрее, чем Йени Финр). Но никакой гандикап, никакая копипаста и никакие магические чувства не позволяют овладеть змеиным шагом с нуля за считанные дни. Если бы раньше я серьёзно занимался чем-нибудь хоть немного похожим, вроде тайцзицюань… или хотя бы художественной гимнастикой… но чего нет, того нет. И потому в «паучьем логове» мне предстоит завязнуть надолго…
Или нет?
Наверно, это было похоже на инсайт. На вспышку вдохновения — не вербального, а чисто кинестетического. Задним числом я мог бы воссоздать цепочку рассуждений примерно так: у меня на пути среда, оказывающая высокое сопротивление движению. Как вода. Изменить природу воды, сделав её менее вязкой, я не могу. Но зато могу снизить сопротивление, которое оказывает мне среда, иным способом. Ведь люди плавают не стоя, а лёжа!
В общем, в «логово» я нырнул. На самое дно, к земле. И там поплыл. Не пополз, нет, а именно так, как сказал. Благодаря остаточному эффекту инсайта я воображал себя не человеком, а змеёй. Или крокодилом. Или, возможно, угрём. Чем-то длинным, извилистым и… м-м… наверно, скользким. Скользящим. Целеустремлённым.
Когда «логово» закончилось (а произошло это до странности быстро), я смог встать не сразу… ну, или так мне показалось. Глаза у меня, наверно, были совершенно шальные. И я б не удивился, если бы они смотрели в стороны, как у настоящих змей. Ибо магией я чувствовал всё вокруг с необыкновенной остротой, словно на пике транса или во время буст-дриминга… а вот взгляд тела собрать в кучку никак не удавалось.
Рядом раздались вибрирующие прерывистые звуки. Приложив усилие, необходимое, чтобы ноги снова смогли удерживать мой вертикально водружённый вес, я снова прокрутил в сознании эти звуки. Вполне осмысленные, как оказалось:
— Хорошее время, Ложка. Можешь отдыхать.
Отдыхать? А. Кажется, понимаю. То есть, разумеется, хорошо понимаю. Отдыхать — это значит идти мыться и в Архив.
— Эй, погодь! — тот же голос. — Ложка!
— Что.
— Тебя Железноступ хотел видеть. — «Сразу после того, как пройдёшь полосу препятствий за приемлемое время». Мысль, которую я поймал автоматически.
И понял, что Архив откладывается.
Мысль заявиться к старшине Сайлу прямо как есть я, при всей моей бесцеремонности и всё ещё действующей ушибленности «логовом», отверг. Поэтому я сначала отмылся (спасибо тебе, добрый дедушка Керм, за постоянно горячие купальни! I love fire magic!), потом переоделся, потом на пять минут заскочил в свою комнату и просто оделся. В лучшее, что имел из местного. И только после всего этого двинулся к дому Железноступа — как на официальный приём.
Впрочем, общение с Сайлом всегда имело оттенок официальности. Он не расслаблялся сам и не давал это делать другим.
Правда, несколько странно, что мной заинтересовался именно он. Хорошее прохождение полосы препятствий, размышлял я, — главный индикатор готовности ученика второго этапа к тому, чтобы влиться в команду и начать притирку перед экзаменационным рейдом. То есть индикатор этот главный для магов. Большинству-то учеников надо ещё доказать свою компетентность в обращении с пращой и луком, проэкзаменоваться на песках с любимым оружием в руках в череде поединков, ну и с куратором договориться, если по части теории всё не очень радужно. Потому что без теории тоже никуда. Перед пухлым, но строгим ликом Наэли Халлейской надо изложить принципы оказания первой помощи. Перед Эррисом Шмыгом, гуляя по его маготворной кунсткамере ужасных уродцев и уродских ужастиков, — показать достаточно глубокие познания в области неестествознания. Ну и ещё непрофильные предметы сдать, вроде языкового практикума.
Я теорию превзошёл — спасибо скорочтению, буст-дримингу и прочим плюшкам. Владение оружием у меня, если не подшаманивать в свою пользу, играя честно — чуть лучше никакого. Но раз я маг, да ещё не стеснённый размером резерва, это никого особо не волнует. И успешное преодоление полосы говорит в мою пользу. Но почему вдруг Железноступ? Мой куратор — Лараг. Протеже и ученик Керма. Возникает вопрос: какого лешего? Или старшины что-то там в своём кругу решили на мой счёт, а меня уведомить забыли?
Ладно. Сперва послушаем, о чём будут петь. Не то как бы мне не пришлось применять губозакатывательный агрегат на мускульной тяге. Мало ли, что полосу препятствий прошёл за «хорошее время»! Всего-то третий месяц обучения начался, а ты уже возомнил, да?
…вообще гильдия Охотников — довольно демократичная организация. Однако человек — такая зараза, что норовит везде и всюду создать нечто иерархическое. А не создать, так хотя бы продемонстрировать. Меньше всего Сайл заслуживал звания позёра, и левую ногу ему не карета на людной улице «откусила». Но всё же самый туповатый ученик, едва-едва выдернутый с грядки на задворках родной деревни, при виде Железноступа — его трости, манер, лица и обманчиво простых одежд — моментально соображал: ага, благородный!
В своём доме (а на базе, что под Сигнаром, у него имелся дом… и ещё один дом, побольше, скорее даже особняк — в центре города), в присутствии жены, иной раз появлявшейся около Сайла молчаливым призраком, Железноступ производил на неокрепшие умы ещё более сильное впечатление. Практически сокрушительное.
Если бы не опыт общения с моим дедом, ветераном Великой Отечественной, майором в отставке — я бы его побаивался. А так… всего лишь слегка робел. На фоне безусловного уважения.
— Присаживайтесь, Иан-па, — широким жестом указал мне Сайл на кресло, стоящее у не зажжённого камина в трёх метрах от его собственного кресла. — Приказать подать напитки?
— Благодарю, саорэ. Я не отказался бы от лёгкого вина.
О, этикет, этикет! Обращение по имени, без дополнительных уточнений, но в вежливой форме — знак приязни, чуть ли не родства. В благородных семьях старшие члены фамилии именно так обращаются к младшим. В нашем случае это как призыв помнить о том, что мы оба — Охотники. Опытный, но бывший и будущий, но вполне перспективный. Соответственно, согласие с предложением — свидетельство личного расположения к тому, кто его озвучил. Если согласие не сопровождается дополнительными условиями («А подать мне „Мускат белый Красного Камня“ урожая восемьдесят шестого года!»), следует расценить его как признание чужого старшинства. В данном случае вполне естественного, поскольку я в гостях.
После моего ответа Железноступ даже не счёл нужным посмотреть на горничную, которая отворила мне двери и без единого слова провела в гостиную. Та и без того знала свой манёвр: поклонилась, хотя ни хозяин, ни я не могли её видеть, после чего бесшумно ушла за вином.
