— Ночью добрые люди спят, Лэр.
— А что же остается делать добрым, если злые именно по ночам вершат свои грязные дела?
— И то верно. — Никор принялся растирать пальцами виски. — Мы сделаем так, Лэр. Сегодня же я назначу тебя моим главным советником и вторым начальником войска. Тебе я поручаю арест наместников, но не раньше, чем войско узнает ум и сноровку второго главного начальника. С этой целью на днях мы посетим некоторые отряды под Квином, и я познакомлю их с тобой…
Лоэр постоянно торопил медлительного Никора, и вот, наконец, в сопровождении телохранителей и сановников они выехали на конях за город. На Никоре был железный шлем с золотой фигурой крылатого дракона, пурпурный плащ и белая рубаха, обшитая металлическими пластинами. Лоэр тоже надел форму военачальника: шлем с высоким гребнем и пером фламинго, лиловый плащ до бедер и сверкающую на солнце кирасу.
Улицы шевелились — тек медлительный, ленивый и шумный людской поток. Он разбивался, люди бросали пожитки и поднимали в приветствии руки навстречу проезжавшему мимо Владетелю Юга. Никор отвечал сдержанно, с суровым выражением лица. Ехавшие впереди глашатаи возвещали о том, что с Владетелем едет главный советник и второй главный начальник великого войска Лэр, которого отныне следует почитать и выказывать всемерное послушание как воинам, так и тем, кто не носит оружия.
Лоэр смотрел на строгий профиль друга и угадывал за этой строгость тень неуверенности. Разве был он таким, когда бросил клич по всей Стране: «Рептоны, ко мне! Я защищу вас!», разве был он таким, пока не позволил гнофорам наполнить свои владения духом религиозного дурмана, сладкой лжи и обещаниями легкой победы на севере? Видно, сомнения все еще тревожили его и время от времени заставляли колебаться — правильно ли он поступил, поверив недавнему прорицателю, не совершил ли роковой ошибки, согласившись избавиться от наместников? Уверенный, недавно сильный Владетель Юга сник под тяжестью противоречивых мыслей, и, видимо, колебания и еще не вполне укрепившееся отношение к новому советнику не один раз пробудят его посреди ночи.
Ему было хорошо и спокойно, он был сильным и уверенным, когда обезумевшие от несчастья рептоны бросились на зов, признав его верховодом и единственным заступником их интересов. Они искали защиты и нашли ее, взирая на своего спасителя, как на одного из богов и веря в него больше, чем в себя. Но когда начальный, самый опасный период рептонства миновал, отправив многих соплеменников в страну мертвых и когда жизнь их вошла в спокойное русло, — даже тогда эти люди, по капризу судьбы вернувшиеся ко временам предков, относились с почтением и благодарностью к тому, кто помог им в трудное время.
Несмотря на привязанность подданных, Никор все же чувствовал себя одиноким. Ни посулы гнофоров, ни окружавшие сановники, ни даже появление Лоэра не помогли ему избавиться от этого ощущения. Однажды Никор словно протрезвел, поняв, какую неимоверную тяжесть взвалил на плечи, став во главе густонаселенного удела. Сумеет ли он руководить таким количеством людей, сможет ли дать в достатке пищи и обеспечить всем необходимым? Вопросов была тьма, ответов на них — мало. Он верил наместникам и верил Лоэру, и понимал, что неправда и опасность ходят где-то рядом. А как их распознать, чтобы увидеть истину — ту единственную истину, которая помогла бы его народу? Никор наконец осознал, что дни спокойствия миновали, что в какой-то момент его тесным кольцом окружили зложелатели — кто они, было еще неизвестно, хотя понемногу догадки заставляли зябко ежиться от неприятного ощущения. Доверие к Лоэру — опять — таки понемногу — росло, росло больше не из осмысления правоты нового советника и тех, кто стоял за ним, а, скорее всего, из смутного чувства, что гнофоры для его народа враги большие, чем Лоэр. Что Лоэр еще и не стать противником, и слава всевышним, если это будет именно так и трижды слава, если он в самом деле окажется другом, за какого выдает себя.
Никор плохо знал людей. Не мог сразу разобраться и в новом союзнике, хотя ему нравился открытый, честный взгляд Лоэра, искренняя улыбка и душевные беседы, «не смущающие нектаром лести». Вряд ли такие люди способны на коварную ложь, думалось Никору, хотя доверять сразу он никому не мог. Одно дело, если обманут одного Владетеля. Но обмануть народ, его подданных — тех, кто так доверился ему! — нет, тут надо быть осторожным и не слишком полагаться на чужеземцев. Были бы хоть сановники с головами, а то ведь так, одно название, — ни дельных советов, ни своих убеждений. Впрочем, в последнем виноват он сам: в дни образования независимого удела все вопросы решал единолично, не принимая в расчет ни чужих суждений, ни чужих советов. Все, что он делал, казалось правильным и естественно возможным, и старая истина — внимай полезной речи, даже если она исходит от ребенка! — вспомнилось только недавно, когда он уже чувствовал враждебное окружение и измену. Предупреждения некоторых сановников всплыли в памяти слишком поздно для того, чтобы можно было что-то переделать на ходу…
Никор поднял голову и глянул на сосредоточенное лицо Лоэра.
— О чем думает Лэр? — вздохнув, спросил он.
— О тебе, Владетель.
— Не льсти.
— И не помышляю. Теперь я должен постоянно беспокоиться о тебе и твоих людях, поскольку мне оказано полное доверие.
— Да, Лэр. — Никор склонил голову, потом коснулся руки Лоэра. Голос его задрожал: — Я доверил тебе судьбу многострадального народа, Лэр. Его нельзя обижать. Его страшно обижать, Лэр!..
Пять дней понадобилось Никору и Лоэру, чтобы посетить ближайшие станы, познакомиться с военачальниками и поприсутствовать на состязаниях. Перед возвращением в Квин оба захотели отдохнуть от впечатлений за пределами лагеря, поговорить по душам, но неожиданно перед ними, словно из-под земли, возник Беруш. Обезображенное лицо его выражало тревогу. Никор взялся за рукоять меча. Лоэр остановил его.
— Не ходите дальше, большие эраты, — прохрипел Беруш. — Тут неподалеку раненый лев. Он потерял много крови, и в его глазах горит месть к людям!
Совсем рядом раздался зловещий рев. Уходить было поздно: лев увидел людей и принялся с рычанием царапать когтями землю. Он был тощ, стар, но сила еще чувствовалась в нем.
В тот момент, когда Лоэр указал товарищам путь к отступлению, огромная кошка неожиданно прыгнула. Лоэр успел оттолкнуть в сторону Никора. В следующий момент лев оказался рядом. Лоэр набросил ему на голову плащ и тотчас всадил кинжал между ребрами. Зверь вздрогнул, попытался подняться, но тут же осел, придавив траву, когти прочертили в земле глубокие борозды, и он затих.
