Они оба воют и корчатся от боли, но каким-то образом удерживаются на лету. Я вновь выдыхаю пламя, и они падают, как мотыльки, которые слишком близко подлетели к огню. Описывая вокруг них круги, я беззвучно спрашиваю:
– Чарльз, Дерек, вы умеете плавать?
Нет ответа.
Я опускаюсь ниже, к самой воде.
– Чарльз! Дерек!
Опять ничего.
Я высматриваю их в волнах:
– Черт возьми! Я обещал Хлое не убивать вас.
Первым находится Дерек. Его тело безжизненно качается на волнах. Чешуя уже не зеленая, а ярко-красная, как у омара, только что вынутого из кипятка. Спустившись к нему, я вижу и Чарльза, такого же красного, в нескольких ярдах от сына.
Сев на воду около Дерека, хватаю его за обожженную лапу и волоку поближе к Чарльзу. Он стонет и беззвучно просит:
– Оставь меня! Мне больно. Дай мне умереть.
– Черта с два я дам тебе умереть! – отвечаю я и хватаю Чарльза тоже.
– Ты победил нас, – стонет Чарльз, – дай нам спокойно умереть.
– Не могу. Я обещал.
– Ты изжарил нас. Нам теперь не вылечиться. У нас нет пищи и сил хватает только на то, чтобы держаться на воде. Ты не мог бы перенести нас на свой остров?
Честно говоря, у меня едва ли хватит сил, чтобы самому добраться до острова. Я тяжело дышу. Сердце мое дает тревожные сбои. Я качаю головой.
– Тогда оставь нас. Мы знали, на что шли, – хрипит Чарльз.
Я снова качаю головой:
– Я не могу лететь, но плыть могу.
– Ты с ума сошел. До твоего острова не меньше мили.
– Я знаю.
Нас подбрасывает очередная волна. Я осматриваюсь, ища глазами свет маяка. Сквозь дождь и тьму едва видна слабая вспышка. Она вновь повторяется через несколько секунд. Я плыву на свет, волоча за собой двух своих поверженных врагов
– До острова далеко. Зато маяк рядом, – говорю я.
Стоит мне продвинуться вперед на десять ярдов, как тут же волны отбрасывают меня ярдов на шесть назад. Я плыву на спине, не обращая внимания на дождь и ветер, гребу крыльями и помогаю себе хвостом, Дерека держу одной лапой, Чарльза – другой. Ни один из них не может оказать мне никакой помощи. У них хватает сил только на то, чтобы стонать от боли.
Я обращаюсь к Хлое:
– Все кончилось.
– Питер, с тобой все в порядке?
– По крайней мере я жив.
– А мои отец и брат? Они мертвы?
– Похоже, они предпочли бы быть мертвыми.
– Ты возвращаешься?
– Пока нет.
– Что случилось? Ты чего-то недоговариваешь.
На нас обрушивается волна, и я захлебываюсь пеной.
– Ни Чарльз, ни Дерек не в силах лететь, – сообщаю я Хлое, выплюнув воду. – Я тащу их по воде к маяку. Оставлю их в безопасном месте и попробую долететь домой.
– Попробуешь, Питер? Что случилось? Ты серьезно ранен?
– Дело не в ранах. Дело в настое. Я стал слишком большим, и мой организм не справляется с этим.
Моя сила уходит.
– Прими скорее противоядие!
– Его нет со мной. Оно – на острове, в кустах у пристани.
– Тогда оставь моего отца и Дерека и лети домой, пока можешь.
– Ни у одного из них не хватит сил принять человеческое обличье. Можешь себе представить, что будет, если двух драконов прибьет к берегу?
Представляешь, что тут начнется? Кроме того, я обещал не убивать их. Вовсе не нужно, чтобы они умирали.
– Умирать и тебе ни к чему, – отвечает Хлоя. – Я лечу к тебе. Буду ждать тебя у маяка.
– Но сможешь ли ты? Ветер все еще очень силен.
– Я достаточно окрепла, чтобы пролететь не большое расстояние. Черт возьми, я ведь дочь своего отца! Сильный ветер меня не испугает. Я не намерена остаться без мужа из-за его дурацкого упрямства!
К тому времени как мы доплываем до маяка, шторм начинает утихать. Но волны еще большие, они, того и гляди, швырнут наши тела прямо на железный скелет маяка.
Я изо всех сил стараюсь двигаться в ритме волн. Мне удается забросить сначала Чарльза, а потом и Дерека на металлическую платформу, которая окружает маяк и находится чуть выше гребней самых высоких волн. Но при пыпытке вскарабкаться туда самому силы изменяют мне. Держась за край платформы, позволяю волнам швырять меня из стороны в сторону.
Я забываю о Чарльзе и Дереке, они уже в безопасности. Сосредоточиваюсь на собственном дыхании, пытаюсь замедлить пульс. Время мне отмеряют волны и порывы ветра. Когда Хлоя окликает меня, не могу даже ответить ей.
К моему рту прижимают что-то холодное и стеклянное.
– Пей! Пей все до дна! – говорит моя жена.
Немного жидкости попадает мне в рот. Как будто я проглотил растаявший лед. У снадобья привкус яблока и лимона и еще чего-то горьковатого, и даже аммиака. Жидкость гасит пожар у меня внутри, но зато меня тут же кидает в дрожь.
– Пей все! – не отстает Хлоя.
– Что за настырная женщина! – жалуюсь я, опустошив флакон.
– Погоди, ты еще не видел, какая настырная! Узнаешь, когда все это закончится. – И она помогает мне забраться на платформу.
С тех пор как мы с Хлоей спасли Чарльза и Дерека, мы редко оставались наедине. Иногда я даже начинаю сожалеть о том, что привез этих двух инвалидов на свой остров на катере Артуро под прикрытием дождя и темноты. Лучше бы они залечивали свои раны где-нибудь в другом месте.
В первые несколько дней я никак не мог привыкнуть к тому, что в моем доме столько народу. Чарльз и Дерек, распростертые на сене, безостановочно стонали. Им нужны были еда и уход. Генри тоже нуждался во внимании. Он не покидал меня ни на минуту, разве что Хлоя уводила его. Часто приезжала Клаудиа – привезти провизию, сообщить о быстром выздоровлении своего отца, похихикать и посекретничать с Хлоей, помочь нам привести в порядок дом после нескольких месяцев заброшенности и приступов гнева Чарльза. Она всегда оставалась надолго.
Теперь, когда речь больше не идет о физическом выживании, я мечтаю о том времени, когда мы с Хлоей наконец сможем остаться вдвоем. А пока даже наша кровать нам полностью не принадлежит. Генри каждую ночь спит с нами.
– Бедный мальчик сейчас так нуждается в нас, – говорит Хлоя. – Ему нужно время, чтобы прийти в себя после похищения и разлуки с тобой и чтобы привыкнуть ко мне. Не волнуйся, это не навсегда.
Как я ни успокаиваю своего сына, он еще не оправился от всего этого. Когда Дереку становится лучше настолько, что он может выходить из своей комнаты, мальчик на какое-то время становится моей тенью, а в присутствии Дерека цепляется за мою ногу. Впрочем, брат Хлои почти не разговаривает с нами, только бормочет себе под нос: «Извини, старина, за все это…» Однажды он спрашивает о Рите.
Я пожимаю плечами и говорю:
