– А где ты пришла в себя?
– В загонах для рабов.
– Ты прошла процедуру клеймения?
– Да, там же, в загонах, мне поставили на тело клеймо.
– Вон и ошейник на тебе, – кивнул я на узкую полоску металла у нее на шее с именем Церкитуса из Лауриса, владельца пага-таверны.
Она попыталась прикрыть ошейник руками, но тут же высокомерно вздернула голову.
– Это ничего не значит, – защищаясь, дерзко ответила Илена.
Я рассмеялся.
– Такой ошейник можно надеть на любую хорошенькую девушку! – заметила она.
– Это верно, – согласился я. Она вздрогнула, словно от удара.
– Да нет, вы не понимаете, – торопливо произнесла она.
– Чего именно я не понимаю? – поинтересовался я.
– Это горианки могут быть рабынями, – процедила она сквозь зубы. – Горианки, а не женщины Земли! Мы совсем другие. Мы лучше, утонченнее, благороднее, образованнее, в конце концов! С нами нельзя обращаться как с обычными рабынями!
– Вот как? Значит, ты считаешь себя лучше горианок?
Илена удивленно посмотрела на меня.
– Конечно, это само собой разумеется.
– Интересно. А мне ты кажешься совершенно никчемной, достойной разве что ошейника.
– Вам не за чем вести со мной игру. Остальные давно спят. Мы можем говорить совершенно откровенно. Мы – соотечественники. Если пожелаете, если это льстит вашему самолюбию, я буду продолжать играть роль рабыни, когда мы не одни. Но, уверяю вас, я не рабыня. Я не рабыня! Я свободная женщина с Земли! Я не такая, как они. Я лучше, я выше их всех! Здесь не может быть никакого сравнения!
– И значит, я должен относиться к тебе иначе, чем к остальным?
– Вот именно.
– Я должен проявлять к тебе доброту, ты будешь пользоваться особыми привилегиями…
– Конечно, – ответила она и рассмеялась. – Будь жесток с ними, но не со мной. Можешь обращаться с ними как с рабынями, но со мной этого не нужно.
– А почему с ними я могу обращаться как с рабынями?
Она ответила мне недоуменным взглядом.
– Потому что они и есть рабыни!
– А ты, значит, нет.
– Я – нет!
– А как вообще следует обращаться с рабынями, ты знаешь?
– Знаю. Грубо и жестоко.
Я внимательно оглядел ее гибкую, хрупкую фигурку, едва прикрытую полупрозрачной накидкой из желтого шелка, ее длинные темные волосы, струящиеся по плечам, ее слишком светлую для горианки кожу.
– Я не собираюсь быть девочкой-рабыней, – заявила она.
– А ноги у тебя для рабыни вполне подходящие, – заметил я.
Илена поколебалась, не зная, как отреагировать на мое замечание.
– Спасибо, – наконец ответила она.
Я подошел к ней и сорвал с нее накидку. Она обомлела от неожиданности, но не осмелилась мне помешать. Я обошел вокруг нее.
– И вообще фигура у тебя неплохая. Мне попадались и менее привлекательные рабыни.
Она промолчала.
– Ты была доставлена сюда рабовладельцами, – продолжал я. – Тебя продали на невольничьем рынке. Ты прошла процедуру клеймения, носишь ошейник. Иными словами, твое обращение в рабство произведено в полном соответствии с законами этой планеты.
Девушка молчала, не осмеливаясь открыть рот.
Я продолжал окидывать оценивающим взглядом ее белевшее в темноте тело.
– Остается только поздравить захвативших тебя рабовладельцев: у них хороший вкус.
– Спасибо, – пробормотала она.
Я не спускал с нее глаз. Она казалась испуганной.
– И вообще я рад, что рабовладельцы доставили тебя на Гор.
– Почему?
– Потому что мне приятно тобой обладать.
– Мной нельзя обладать! Я не рабыня!
– Разве ты не знаешь, что мужчины Гора смотрят на женщин Земли как на самой природой созданных рабынь?
– Знаю.
– А как следует обращаться с рабыней?
– Я не рабыня!
– И все же?
– Грубо и жестоко.
– И раз ты носишь ошейник, раз у тебя на теле клеймо…
– Все равно я не рабыня!
– Рабыня, и причем довольно хорошенькая.
– Нет!
– Почему же нет? Хорошенькая, я тебя уверяю.
– Верните меня на Землю!
– Нет, германской рабыне отсюда не убежать.
– Я знаю, чего вы хотите, – наконец решительно произнесла она. – Ну что ж, я куплю свое возвращение на Землю!
– И что ты можешь предложить? – поинтересовался я.
– Себя! – Илена вскинула голову. – Очевидно, только себя саму. – Она посмотрела на меня. – Я буду служить вам девушкой для наслаждений.
– Ты хочешь сказать, рабыней для наслаждений?
– Как пожелаете!
– На колени, рабыня! – не без удовольствия приказал я.
Поколебавшись, она нерешительно опустилась на колени и взглянула на меня.
– Я уже исполняю роль?
– Нет! – жестко отрезал я.
Она попыталась встать на ноги, но, сжав в кулаке пучок ее волос, я удержал ее на месте.
Когда она перестала сопротивляться, я ее отпустил. Она продолжала стоять передо мной на коленях.
– Все равно я не рабыня, – наконец сказала она, поднимая голову и коротко усмехаясь.
– А ты знаешь, каково наказание для рабыни, которая лжет своему хозяину? – поинтересовался я.
Лучики смеха в ее глазах быстро угасли. Илена, казалось, что-то вспоминала.
– Наказание за первый такой поступок обычно не бывает очень жестоким, – подсказал я. – Провинившуюся просто секут розгами.
Она уронила голову.
– Ну так что? – спросил я. – Есть ли необходимость завтра утром привязывать тебя к дереву и публично пороть?
Она быстро подняла на меня взгляд. В глазах у нее стояли слезы.
– Ну почему в вас нет доброты и сострадания, как в мужчинах Земли?
– Потому что я – горианин.
– Значит, вы не пожалеете меня?
– Нет, – отрезал я.
Девушка снова обреченно уронила голову.
– А теперь я хочу задать тебе вопрос, – сказал я. – Но советую хорошенько подумать, прежде чем ты ответишь.
Она подняла на меня глаза.
– Кто ты, Илена? – спросил я.
В ее взгляде отразилась безграничная тоска.
– Я обычная горианская рабыня, – едва слышно произнесла она.
Я опустился рядом с ней на колени, обнял ее за плечи и прижал спиной к траве.
– С рабынями нужно обращаться грубо и жестоко, – напомнил я. – А ты рабыня?
Она глухо застонала.
Я рассмеялся.
Оперевшись на локоть, она взглянула мне в лицо.
– И я ничего не получу? – спросила она. – Совсем ничего?
– Ничего, – подтвердил я.
Хотя кое-что она все же получила. Наверное, с пол-ана она с рыданиями, стонами и воплями боролась больше сама с собой, нежели сопротивлялась мне, а в следующие пол-ана она с той же страстью старалась удержать меня подольше.
– Я твоя рабыня! – бормотала она, захлебываясь слезами. – Самая обычная рабыня!
Еще аном позже она, успокоившись, лежала у меня на плече, не сводя с меня умоляющего взора.
