Александр Волков - Владигор. Князь-призрак

Я мог увернуться, но почему-то не стал этого делать, и камень одним из своих острых углов до кости пробил мне кожу над левой бровью. Капля густой крови мгновенно выступила из ранки и, скатившись по опущенному веку, липкой тяжелой влагой склеила мои выгоревшие ресницы.

— Это Всемогущий! — раздался чей-то истерический крик. — Я видел его руку!

— Тогда почему этот наглец еще жив? Неужели рука Всемогущего дрогнула? — послышались ответные крики.

— Кроме слуха и зрения Всемогущий лишил вас еще и разума! — усмехнулась Суми. — Неужели вы не поняли, что Он решил дать этому безумцу шанс?!

— Шанс? Какой еще шанс? Прибить его как собаку, да и дело с концом! — угрожающе зарокотала толпа.

— Выходит, вы еще и трусы! — воскликнула Суми, гневно сверкнув глазами. — Слепые, глухие и трусливые дураки, способные лишь на то, чтобы забить камнями беззащитного пленника! Неужели во всей этой толпе не найдется воина, готового схватиться с ним один на один?!

Бросив этот вызов, Суми обернулась ко мне, и я увидел в ее глазах насмешливые искорки. Я понял, что она каким-то образом знает о моем прошлом и сейчас дает мне шанс выскочить из этой человеколовки живым.

Шанс, правда, был невелик, ибо меня окружали не только жирные менялы и тощие любители потянуть холодный головокружительный дымок из глиняного мундштука. Были в толпе и такие же, как я, одинокие воины-скитальцы, навлекшие на себя немилость своих вспыльчивых повелителей и променявшие верную плаху или отточенный кол на милости переменчивой фортуны. Каждый из них готов был продать свою саблю или меч первому встречному богатею, но те, прежде чем согласиться на требуемую наемником плату, желали собственными глазами убедиться в том, что тот ее заслуживает. Так что Суми прекрасно знала, что ее насмешливый вызов не останется гласом вопиющего в пустыне, — желающих поиграть перед публикой острым клинком и упругими, бугристыми мышцами выступило столько, что толпа заметно поредела, а между претендентами на роль моего убийцы чуть не вспыхнула ссора, грозившая несколько сократить их количество.

Но мой главный соперник упредил потасовку, объявив, что готов набрать дюжину ретивых молодцев прямо сейчас, не дожидаясь, пока они начнут резать друг другу глотки на глазах почтеннейшей публики. Сказав это, он выложил перед собой десять столбиков по восемь пиангов в каждом, объявив, что это подушная плата за охрану его каравана, который выйдет из оазиса, как только дождется небольшой партии пряностей. Как я понял, это были не очень большие деньги, потому что охотники на них нашлись не сразу. Лишь четверо из моих возможных противников выступили из толпы и, приблизившись к торговцу, стали требовать половину денег вперед, на что тот усмехнулся, звонкими щелчками своего хлыстика разбил четыре крайних золотых столбика, а когда волонтеры собрали раскатившиеся монеты, молча указал им за свою спину. Те почтительно закивали давно не чесанными головами и, заняв указанные места за скамейкой, стали украдкой пробовать на зуб полученные пианги.

Тем временем оставшиеся соперники решили не тратить силы на дурацкую потасовку и бросить жребий, который и укажет счастливого избранника, призванного самим Всемогущим для истребления нечестивца. Жребий бросали трижды: на тот случай, если воля Всемогущего не вмешается в ход двух первых поединков, а коварный случай окажется на стороне дерзкого пришельца, то есть меня. Таким образом, моя конечная гибель представлялась толпе неизбежной: даже в случае двух первых побед у меня просто не должно было остаться физических сил, чтобы победить третьего соперника. При этом условия каждой предыдущей стычки были составлены таким образом, что мой противник мог драться лишь до первой крови, а затем его место тут же заступал следующий. Мои раны в зачет не шли, они даже не давали мне права на передышку, и потому я был изначально обречен на гибель. И лишь после трех побед Суми — а толпа почему-то признала право трактовать волю Всемогущего именно за ней — могла от имени Всемогущего даровать мне прощение и свободу. Этот случай и был моим единственным шансом.

Выговорив у толпы все эти условия, Суми соскочила на плиты и указала мне на барабан. Поняв, что схватки будут происходить на его упругом кругу, я подошел к барабану, высоко подпрыгнув, опустился на его верхнюю плоскость и ударил обеими пятками в гулкую мембрану. Этим прыжком, высоты которого вполне хватило бы для того, чтобы выбить из седла всадника, я как бы проверял свои силы перед предстоящим поединком и в то же время давал понять, что я далеко не новичок в делах такого рода. К тому же я хотел вызвать некоторое смятение среди своих соперников, чтобы успеть плавно обойти весь барабан по окружности, отмечая путь собственной тени и тем самым духовно осваивая пространство предстоящего боя.

Цель была достигнута: трое перед барабаном встали в круг, пошептались и отступили, выставив против меня коренастого бородача с маленькой, до блеска обритой головой. Подойдя к барабану, он бросил мне длинную, слегка изогнутую саблю и тяжелый овальный щит из слоновьей шкуры, а затем легким прыжком вскочил на край барабана и выхватил из ножен широкий короткий меч, заточенный с обеих сторон. Он был левша; его правая рука была до плеча закрыта роговыми щитками, а из налокотника торчал кованый шип, длины которого вполне хватало, чтобы пробить человека насквозь. К тому же я обратил внимание на двойные кожаные ножны, укрепленные между защитными щитками чуть выше правого запястья: они наверняка скрывали в себе стальные клинки, готовые вылететь вслед за малейшим движением тяжелой мускулистой руки. Короче, мой противник был вооружен как раз для атакующего ближнего боя, а я мог лишь отбиваться от него, стоя на краю барабана и бешено вращая перед собой почти бесполезной в данной ситуации саблей.

При таком раскладе условие «первой крови» представлялось не более чем лицемерной болтовней, и потому в какой-то миг мой дух содрогнулся от мысли, что Всемогущий решил напоследок просто потешиться надо мною вместе с преданной ему толпой.

И тогда я решил исполнить его волю, раскрутив эту смертную потеху до ее крайних пределов. Я отступал под натиском бритоголового до самого края барабана, а когда моя пятка зависала в воздухе, так раскручивал перед собой саблю, что его меч безуспешно пытался достать меня сквозь бешено сверкающее вращение клинка. Ближний бой был несравненно опаснее: против локтевого шипа и выскакивающих из запястья лезвий мой щит был почти бесполезен, и я спасался лишь тем, что отводил щит в сторону и раскачивал свое тело подобно маятнику, заставляя смертоносные клинки раз за разом либо пронзать пустоту, либо отхватывать клочья от моей и без того изорванной накидки.