Его лицо осветила широкая улыбка.
— Не знаю. Могу рассказать все, что знаю. Кори Литтлтон заигрывал со злом с самых ранних лет. Я узнал, что в его квартире в Чикаго, за которую Андре заплатил по декабрь, есть тайная комната. В ней множество интересных предметов типа свечей из черного воска или книг с описаниями древних церемоний, которые лучше бы не повторять. Я все это сжег, и его дневник, в котором он писал так, что читать нужно было через зеркало, — тоже. Ну, по крайней мере не по-гречески.
— Знает ли Андре, как Литтлтон стал колдуном? Может ли он делать еще колдунов? — спросил Сэмюэль. Его хриплый спросонья голос доносился из прихожей.
— Привет, Сэмюэль, — сказал Стефан.
Из прихожей появилась тень кошки, потом и сама Медея; жалобно мяукая и скребя коготками по полу, она прошла через комнату и прыгнула Стефану на колени.
Следом появился и Сэмюэль, полуодетый и отрастивший однодневную щетину. Сэмюэль был сам не свой со времени плена у Литтлтон, а может, с того дня, когда рассказал мне об аборте, который сделала его девушка. Он часто срывался и становился слишком серьезен, когда я пыталась поговорить о поцелуе. Обсуждать это он не хотел. Меня это тревожило.
— Андре знает, как создать колдуна?
Стефан медленно кивнул.
— Согласно дневнику Литтлтона — знает. Литтлтон сам ему рассказал.
Сэмюэль подтащил стул и развернул так, чтобы сидеть, опираясь локтями на спинку.
— Может, Литтлтон пережил обращение, потому что был колдуном?
Медея подсунула голову под руку Стефана, и он, вместо того чтобы взять свою чашку, принялся чесать кошку за ушами. Она замурлыкала и плотнее уселась на его коленях.
— Не знаю — ответил наконец Стефан. — Не уверен, что даже сам Андре знает. Прежде чем превратить Литтлтона, он несколько лет кормился от него. Но вряд ли где-нибудь таятся еще несколько таких Литтлтонов. Не так-то легко найти того, кто готов продать душу дьяволу.
Сэмюэль расслабился.
— Он был колдуном до того, как стал вампиром? — спросила я.
— Да. — Стефан повертел пальцами перед носом Медеи, и та стала тереться о них головой. — Он был колдуном до того, как встретился с Андре. Он решил, что превращение в вампира сделает его более могущественным. Так ему сказал Андре. Ни сам Литтлтон, ни его демон не обрадовались, когда узнали, что быть вампиром значит исполнять приказания Андре.
— Той ночью в церкви он не слушался приказов Андре.
Сэмюэль взял чашку и наполнил ее из чайника на столе, I
— Не выполнял. Узы контроля, которые налагает создатель на своих детищ, разорвать можно, хотя и трудно.
Стефан стал пить чай, а я задумалась о том, что скрывает, подчеркнуто нейтральное выражение его лица.
— Кстати об узах, — сказала я, задавая наконец вопрос, который преследовал меня с той ночи, когда я убила Литтлтона, — навсегда ли сохранятся последствия того, что ты тогда поделился со мной кровью?
Я хотела бы услышать «нет». Но он пожал плечами.
— Вероятно, нет. Сам по себе обмен кровью не создает связи. Любые последствия должны рассеяться… ты замечала в себе что-нибудь странное?
Я покачала головой. Телекинез мне недоступен.
— Как ты смог подозвать ее к себе? — спросил Сэмюэль. — Я считал, что у нее иммунитет ко всем вампирским штукам.
— Почти ко всем, — ответил Стефан. — Однако не волнуйся. Умение призывать от один из моих даров. Но если бы Мерси не была почти без сознания и готова прийти ко мне, я бы, не смог ее позвать. Она не обнаружит вдруг, что не в состоянии противиться призывам — моим или любого другого вампира.
Я не стала спрашивать о своем воспоминании — он шепчет мне на ухо слова любви — понадеявшись, что это была просто составная часть призыва.
— Зачем ты пришел сегодня? — предпочла спросить я.
Стефан улыбнулся мне так широко, что я сильно усомнилась в его искренности, когда он сказал:
— Хотелось приободриться. Приходить к тебе не всегда приятно, Мерседес, но бодрит. — Он взглянул на часы. — Однако мне пора. Пусть у тебя еще остается время для полноценного ночного сна. Госпожа ожидает моего подробного отчета.
Последний раз погладив кошку, он ссадил ее на пол и встал. Открыв дверь, он задержался и, не оборачиваясь, сказал:
— Не нервничай, Мерси. Я узнал все необходимое, и она не будет больше задерживать суд. Андре получит по справедливости.
Я подождала, пока Стефан выйдет, и спросила Сэмюэля:
— У них есть кресло, которое заставляет говорить правду. Зачем понадобилось расследование Стефана?
Сэмюэль мрачно посмотрел на меня.
— Иногда я забываю, как ты молода; — сказал он.
Я ответила сердитым взглядом:
— Не пытайся уйти от ответа. Почему он отложил суд?
Сэмюэль отпил чай, состроил гримасу и поставил чашку. Он не любитель чая.
— Думаю, его беспокоило, какие вопросы будут заданы, а какие нет. Если он знает достаточно, то сможет сам давать показания.
Звучит логично, но я не понимала, почему он сразу не хотел мне это сказать. Что-то здесь есть еще.
Он посмотрел на меня и устало рассмеялся.
— На сегодня хватит того, что со злом покончено. Ложись, Мерси. Мне нужно подготовиться к работе.
* * *
— Папа попросил узнать, когда ты уберешь эту соринку в глазу, в которую колдун превратил твой дом, — сказала Джесси, усаживаясь на стойку в моей мастерской.
— Когда выиграю в лотерею, — сухо ответила я и продолжила крутить гайки на старом БМВ, над которым трудилась. Джесси рассмеялась.
— Он сказал, что ты так и ответишь.
Плечо у меня все еще болит, я прихрамываю, но по крайней мере могу работать. Зи вкалывал две недели и не захотел брать с меня плату. Но он спас мне жизнь своим антивампирским рюкзаком, и я перед ним достаточно в долгу. Если повезет, то, заплатив ему, я еще сумею уплатить долги по счетам; но вряд ли много больше. Пройдет несколько месяцев, прежде чем я смогу подумать о замене обшивки трейлера.
— А что ты здесь делаешь? — спросила я.
— Жду, когда Гэбриэл освободиться.
Я посмотрела на нее.
Она рассмеялась громче.
— Видела бы ты свое лицо! О ком ты беспокоишься: обо мне или о нем?
— Когда ты разобьешь ему сердце, мне придется слушать его стоны.
Если в моем голосе и прозвучал искренний страх, то только потому, что у Тэда, сына Зи и предшественника Гэбриэла, была очень бурная личная жизнь.
— Когда она разобьет мне сердце? Если чье-нибудь сердце и разобьется, то ее, — величественно сообщил Гэбриэл из открытой двери офиса. — Не способную противостоять моему очарованию, ее опустошит моя жестокость, когда я скажу ей, что уезжаю в колледж. Эта потеря вынудит ее вести долгую одинокую жизнь без меня.
