Я перешел к ключевым вопросам.
— Вы узнали двоих из них.
— Мы думаем, что узнали.
— И?
— И — что, Гаррет?
— Кто они такие? Как умерли? Где? Когда? При каких обстоятельствах?
— Они были взломщиками. Их послали в трудовые лагеря. Как только мы передаем их на Работы, они уже не наша проблема.
Возможно, факты начинали выстраиваться в линию. Может, объединенные умы Покойника сумели продвинуться дальше того, что должно было быть очевидным даже для генерала.
— Если некоей женщине нужны поставки трупов, — сказал я, — она могла бы заключить сделку с кем-нибудь в трудовом лагере. Немного тамошних плутов все еще дышат, когда заканчивается срок их приговора.
— Они умирают потому, что полностью выматываются. Их скверно кормят, они работают подолгу примитивными орудиями и не получают никакой медицинской помощи. Все это входит в стоимость того, чтобы быть плохим парнем. В лагерях сотни узников, и их нужно пересчитывать только тогда, когда они отматывают свои сроки. Если узник умирает, подают рапорт, чтобы мы могли рассказать его семье: то, чего они ожидали, свершилось.
У меня был злой склад ума.
Я представил себе несколько способов, какими люди, более безнравственные, чем узники, могли бы извлечь выгоду из системы уголовных наказаний.
Без сомнения, плохие парни обдумали все эти способы и еще дюжину других в придачу.
— Мы это проверяем, Гаррет, — сказал Блок. — Теоретически — из-за жалоб на дурное обращение с заключенным.
— Чем большему я учусь, тем более полезным себя чувствую.
Я ожидал услышать в ответ нечто утешительное. Вместо этого Блок сказал:
— Это потому что ты не хочешь примириться с тем, что тебе приходится торчать в четырех стенах. Ты сидишь на заднице в то время, когда, по-твоему, должен надирать задницы и обзываться.
Синдж издала звук, подозрительно похожий на звук, который издают люди, мысленно покатывающиеся со смеху, но вынужденные сидеть с серьезным выражением лица.
— С чего ради ты решил, что должен быть полезен? — спросил Блок. — Я имею в виду, почему сейчас, внезапно, когда ты целую вечность провел, будучи помехой?
Я не хотел вступать в этот спор.
С тех пор, как я начал свой бизнес, я миллион раз слышал подобную хрень от миньонов закона.
— Я все пытаюсь и пытаюсь, но не могу догадаться, как мне, не будучи твоим жополизом, получить право на обструкционизм. Боги не послали меня на землю, чтобы мыть тебе ноги, целовать твою задницу и нашептывать на ушко, какой ты клевый чувак. Ты знаешь это лучше меня.
Синдж и Джон Салвейшен сорвались с мест, пытаясь меня успокоить. Синдж сделала так, что кружка, из которой я пил, исчезла.
Блок разинул рот, как будто открыл гроб, полный червей.
Я все не унимался:
— Понятия не имею, как тебе и этому отвратительному троллю Релвею пришла в голову идея, что мне положено быть вашим орудием. Но вам нужно покончить с этой мыслишкой раз и навсегда.
К тому времени, как я закончил, я уже кричал.
Пенни вошла посмотреть, что происходит. Белинда хлопала в ладоши и возгласами подбадривала меня.
— Просто небольшая проблема — он плохо справляется с выпивкой, — сказал Пенни Джон Салвейшен. — Спроси Дина, не может ли он быть полезен в подобной ситуации.
Этот человек был прав. Я не должен был пить столько живой воды. Она отворила шлюзы. И все огорчения вылились наружу.
Синдж с помощью Джона Салвейшена и Доллара Дэна вернула меня на былое место славы рядом с Морли, в соседнюю комнату.
Синдж и Доллар Дэн утихомирили меня. Я начал становиться одержимым этой крысой, гадая, не переехал ли он к нам в дом, пока я не смотрел.
Доллар Дэн никогда не путался под ногами. Он был невидимым большую часть времени. Но он всегда был рядом, когда кому-то был нужен.
Я постепенно задремал, гадая: может, он не просто крысочеловек, а нечто большее? Он мог быть живым олицетворением всей своей расы.
Пока я спал, дела катились своим чередом. Люди приходили, люди уходили.
Генерал Блок, Белинда и Плоскомордый ушли. Немного пива и сон — вот все, что требовалось Тарпу.
Синдж и Джон Салвейшен, сдвинув головы, что-то проектировали.
Морли проснулся и стал раздражительным, потому что пропустил визит Белинды. Салвейшен ушел после дружеской беседы с Синдж.
Заглянула Тинни и провела с Синдж некоторое время. Их разговор становился все жарче.
Сперва Синдж не позволила Тинни меня разбудить. Она не раз и не два прибегала к словам «слишком много драм». Потом в беседе всплыли просроченные дивиденды. Обмен репликами из жаркого стал ледяным. Тинни отказалась поверить, что наши доли не были выплачены.
— Я не получила от наших банкиров никаких расписок в получении вклада — доказательств того, что взносы были сделаны.
В этот момент вошел Морли и усек, о чем речь.
— Мы никогда, никогда не уклонялись от выполнений своих обязательств, вовремя и полностью, — сказала Тинни. — Того, о чем ты заявляешь, не может быть.
— Ты управляешься с финансовой работой в Объединенной, — парировала Синдж. — Хотя ты и не уполномочена делать выплаты, ты ведешь им учет. Поэтому я повторяю: покажи мне доказательство того, что выплаты были сделаны. Наши банкиры и тебе дали бы расписку в получении. Так предъяви ее.
Морли был впечатлен тем, как Тинни держала себя в руках. К этому моменту большинство карентийцев уже ринулись бы в напыщенные подлые разглагольствования насчет наглых паразитов.
— Тинни приберегает свою желчь для меня.
Очевидно, мрачное, твердое, уверенное, не терпящее пустых разговоров поведение Синдж пошло рыжей на пользу. Тинни нацарапала записку, потом ринулась вон из дома.
— Наверное, кого-нибудь в Объединенной уже подвешивают за яйца, — заметил Морли. — Если то, о чем заявила Синдж, — правда.
Я уже видел Тайфун Тинни Тейт в четвертой категории ярости и был рад, что плохая погода унеслась в другое место.
Я прочитал ее записку.
«Прости, что я пришла, когда ты отдыхал. Я чудесно провела время на репетиции. Никогда не чувствовала себя такой счастливой. Спасибо тебе, Малскуандо. Люблю тебя и всегда буду любить.
Х О Х».
Подписи не было.
Кто-нибудь это читал?
Синдж? Почти наверняка.
Морли? Нет. Его странное чувство чести не позволило бы ему такое сделать.
Дин мог бы прочесть, если бы знал о записке и был склонен думать, что знание ее содержимого поможет ему защитить дом и домочадцев.
Пенни появилась, когда я задумчиво прихлебывал чай. Она увидела несложенную записку. И покраснела.
