Часто, когда он проводил допросы, его собеседники бледнели и потели, и это вызывало у него сдержанную брезгливость: он терпеть не мог слабодухих людей и презирал их естественные реакции. Теперь же он сам утирал пот, холодными каплями выступивший на лбу и висках, ненавидел себя за это и одновременно испытывал нечто вроде запоздалого раскаяния по отношению к тем, кто узнал это чувство по его вине.
— Отчего вы так взволнованы, друг мой? — прошелестело из-под черного капюшона.
Граф подумал, что голос Генсена похож на шелк на ветру.
— Не беспокойтесь, я намерен честно соблюсти нашу договоренность. Если я получу Кассарию — а на сей раз я ее все-таки добуду, — то ваше игрушечное королевство с вашим игрушечным королем не будет меня интересовать.
— Я читал, что случалось в странах, где проявлялся Бэхитехвальд, — отвечал да Унара, борясь с приступами тошноты. Ему никто не говорил, что от страха может тошнить, как во время качки на корабле. — Нам конец.
— Глупости, вы так ничего и не поняли. А я считал вас достойным партнером. Кассария — это живительный источник силы. Это бурный океан энергий и стихий, это как гроза. Бэхитехвальд и его жители могут поглотить целый мир и не получить того, что способна дать Кассария. Уверяю вас, что потеряю всякий интерес к Тиронге и ее гражданам, когда осуществлю свою давнюю мечту.
— А если нет?
— Если нет, милый друг мой, то вам и подавно нечего бояться.
— Послушайте, — молвил да Унара, лихорадочно соображая, что к Генсену следовало бы обращаться «ваше величество», но язык не поворачивался…
— Не нужно, — небрежно махнул тот рукой. — К чему нам эти харцуцуйские церемонии? Мы прекрасно обходились без титулов до сегодняшнего дня. Так что вы хотели спросить?
— Зачем вам был нужен я? — вскричал бедолага. — Вы обращаете мир в руины одним своим присутствием, вы стираете людей в прах и пепел, и, возможно, вам для этого не нужно даже щелкать пальцами. Я не представляю, на что вы способны, а это уже само по себе определяет меру вашего могущества — ведь у меня хорошее воображение и четкие представления о силе и власти. Я не понимаю, к чему был весь этот спектакль с подписанием договора, заключением сделки. Что вам до наших проблем?
— Я всегда настаивал на том, что мне ровным счетом нет никакого дела до людских проблем. У меня хватало своих, — доброжелательно откликнулся Генсен. — Но спасибо за комплименты. Вот что, времени у нас еще достаточно, Бэхитехвальд нетороплив. Можем и побеседовать. Вы не поверите, друг мой, но я даже как-то к вам привязался за эти годы. Вы так приветливо принимали меня в своем доме, теперь моя очередь.
Он не совершил сколько-нибудь заметного движения, однако в шатер вплыло существо, представляющее собой гротескную копию любимого дворецкого начальника Тайной Службы. Оно несло огромный поднос, сплошь заставленный драгоценными сосудами: целиком отлитыми из золота и украшенными самоцветами; графинами голубого стекла в паутине из тончайших платиновых нитей; тяжелыми темными бутылями старинных вин, которые производились в странах, поглощенных Бэхитехвальдом и отошедших в область преданий. Словом, там было на что посмотреть, но да Унара смотреть не стал.
— Каноррское, — с удовольствием сказал Генсен. — Вино высочайшего класса, теперь таких не делают. Как тосковал перед смертью их жалкий божок, когда увидел, что все его любимые виноградники погибли. Впрочем, поверьте, друг мой, и я тосковал вместе с ним. Я тоже люблю хорошие напитки. Но мое королевство требует своего. Удалось спасти жалкие крохи. Выпейте, вам сразу станет легче.
Удивительное дело, но он оказался прав.
— Это вы внушили мне мысль воевать против Зелга да Кассара? — спросил граф, набравшись храбрости.
— Что вы, оставьте эти мысли, они не делают чести ни вам, ни мне. Я просто веками ждал, что произойдет однажды событие, которое даст мне возможность осуществить мой план. Это случилось на вашем веку, только и всего, друг мой.
— Зачем вам я? — упрямо повторил граф.
— Долгая история, но вы так трудолюбиво изучали все легенды обо мне и моем королевстве, что облегчили мне задачу. Вы многое поймете. Дело в том, что я как-то уже пытался проникнуть в Кассарию и соблазнить ее отдаться мне. Я сулил ей миры и вечность. Я обещал хранить ее, как драгоценнейший талисман, любить и лелеять, как дражайшую супругу, но Кассария изгнала меня. Меня! Повелевавшего пространствами, жизнью и смертью, мраком и светом. Но уверяю вас, я не таю ненависти и не жажду мести. Есть у вас, людей, такое чувство — любовь. Странное, скажу вам, чувство, его трудно постичь и объять разумом. Вот нечто подобное я испытываю к Кассарии. Я жажду обладать ею не как вещью, а так, как пылкий юнец жаждет обладать своей возлюбленной. И потому столь горьким был для меня ее поступок.
Открою вам тайну, друг мой, — ведь теперь все равно ничего не изменить. По Закону я не имел более права приближаться к Кассарии, если меня не пригласят сюда, не позовут, не вручат мне ее судьбу и будущее. Если, граф, этого не сделает сам наследник Кассарии, ибо никого иного Закон не принимает в расчет. Вы удивлены? Вы не знали?
— Чего?
— Ну, тайны вашего происхождения. Полноте, друг мой, быть такого не может, чтобы не знали. Ваша прабабка подарила свое сердце не кому-нибудь, но его величеству Нумилию Первому Гахагуну, Нумилию Прекрасному. Он и впрямь был красавцем, и не одна придворная дама пала в его объятия, прельстившись пылкими речами, чтобы назавтра обнаружить, что она уже забыта и брошена.
Но маркизу Терессу он действительно любил. Причем настолько, что заключил с ней тайный брак и признал своим плод сей страсти. Он даровал вашему деду титул графа да Унара, земли, замки, дворцы. И хотя претендовать на престол Тиронги вы не можете, но в вас течет кровь старинной династии Гахагунов, тех самых северных варварских вождей, которые тысячелетия тому завоевали Тиронгу. Но ведь да Кассар — первый принц крови, он ведь тоже Гахагун. Соответственно — и вы да Кассар. Особенно если учесть, что Карр Алвин да Кассар — сын Узандафа Ламальвы да Кассара и его кузины, герцогини Люльи да Игонза, в девичестве графини да Унара. То есть вашей бабушки.
Неужели вы никогда не интересовались своими ближайшими родичами? А я, признаться, был уверен, что в этом священном походе против Зелга вы преследуете свои собственные цели, и был приятно удивлен, когда вы без колебаний отписали мне Кассарию.
— Вы хотите сказать, что мы с Зелгом — кузены?
— Совершенно верно.
— И что это я призвал Бэхитехвальд на земли Тиронги?
— Ну, все не так ужасно, как кажется. Во-первых, я уже изложил вам свою позицию относительно будущего вашей страны. Во-вторых, вы впускали в этот мир меня, а свое королевство я привел сам. Пейте, друг мой. И не огорчайтесь. Судьба распорядилась так странно: в вас течет кровь некромантов, но способностей у вас ни на грош. Вы и мертвого кузнечика не поднимете из праха. Так что вам Кассария ни к чему, она все равно вышвырнула бы вас вон. Я могу смело смотреть вам в глаза. С чистой совестью.
