– Да уж ты как-нить сам разберись, – проворчал Кабл с набитым ртом, никак не желавший отрываться от поглощения вкусной снеди. – Болтовню одного кровососушки я еще как-то стерплю, а вот когда двое рассуждать о судьбах мира начнут, может и куропатка обратно полезть… К чему добро переводить?
– Ладно, жди меня здесь, – кивнул Аламез, усомнившийся, что сможет уговорить или силой оттащить маленького обжору от полного вкусными яствами стола, – ни при каких обстоятельствах, слышь, ни при каких… не уходи!
– Угу, – кивнул Кабл, даже не глянув в сторону Дарка, а затем, едва прожевав последние куски куропатки, обратился к Фегустину: – Ты-то че лыбишься? Завидки берут, когда у других аппетита хорошая? Доставай кошель, кровопийца, мне многого тута отведать хотца!
* * *
Примерно с минуту Дарк стоял у двери, не решаясь ее открыть. На втором этаже было шумно, из-за всех дверей слышались женские стоны и скрип многострадальных кроватей, век которых был краток, но ярок, такова уж судьба любой вещи в портовом борделе. Обилие звуков вокруг да еще монотонный гул, доносившийся с первого этажа, не давали моррону определить, была комната за дверью пуста или его там уже поджидали?
Аламез, конечно же, не доверял вампирам, считая, что полагаться на их слово так же глупо, как верить в то, что на белом свете все-таки существуют вегетарианцы-коты, предпочитающие мышке морковку. Фегустин заверял, что с ним хотели лишь поговорить, но у Каталины и ее дружка уже были возможности перекинуться с Дарком парой слов; возможности, которыми они пренебрегли; возможности, которые не посчитали нужным использовать. Аламез колебался, долго раздумывая, доставать ли перед входом в комнату меч, и в конце концов решил пока оставить его под рясой, но зато вынул из-за голенища сапога нож и спрятал его в широком рукаве робы. Затем моррон взялся за резную ручку и осторожно толкнул ее от себя. Дверь поддалась и, лишь слегка скрипнув, открылась, а в лицо моррона ударил поток холодного воздуха, ворвавшийся в темную комнату сквозь распахнутое настежь окно и через открытую Дарком дверь устремившийся дальше, по узкому коридору к лестнице на первый этаж.
«Вот щас как спущусь, и кому-то больно станет! Нет, нужно было наглого вампирюгу еще в лесочке прирезать! Зря я с ним связался, ох, зря!» – посетовал Дарк, стоя на пороге не только темной, но и совершенно пустой комнаты.
Нет, разумеется, как и положено в любом борделе, минимум мебели в помещении все же присутствовал. Больше половины пространства занимала огромная кровать, судя по количеству отметин на ножках и стенках с десяток раз уже ремонтированная. На потрескавшейся стене одиноко висело видавшие виды зеркало, то ли забрызганное чем-то, то ли заплеванное. Рядом с кроватью стоял кувшинчик с водой и обцарапанный тазик, а в углу на полу виднелся самодельный канделябр, на котором не было даже жалких огарков свечей.
Однако отнюдь не убогое убранство комнаты разозлило моррона, а то, что в ней совершенно никого не было. Зачем Фегустину понадобилось так глупо шутить, оставалось для Аламеза загадкой, хотя он не собирался долго ломать себе голову над непонятными мотивами поступка вампира. Дарк решил просто спуститься вниз и устроить шутнику хорошую взбучку. Моррон уже развернулся и вознамерился покинуть комнату, но за его спиной вдруг прозвучал приятный женский голос.
– Заходи, милый, и дверку закрой! – отчетливо прозвучало откуда-то из погруженной в полумрак пустоты.
– Раздеваться не нужно! – раздался тут же мужской смешок.
– Тальб, прекрати! – Женский голосок выражал возмущение, но не был лишен и нотки игривости.
– Я вроде бы третий, лишним не буду? – поинтересовался Дарк, не только не видящий собеседников, но и неспособный определить, откуда именно исходят голоса.
– Да заходи уж, не тяни! – На этот раз женский голос был резок и даже немного груб.
Заинтригованный неординарным началом беседы, моррон послушно сделал шаг вперед и захлопнул за собой дверь. В тот же миг комната преобразилась. Нет, на обшарпанных стенах не появились дорогие гобелены или ковры, а калека кровать не превратилась в прекрасное ложе, достойное особ королевских кровей, но все же существенные изменения произошли, притом так быстро, что Дарк не успел даже глазом моргнуть. Окно вдруг оказалось закрытым, и в комнате сразу стало гораздо уютнее, хоть и не теплее. На уродливом канделябре откуда-то появились свечи, осветившие комнату неестественно ярким светом, а само помещение уже не было пустым. На скрипучей кровати величественно возлежала белокурая красавица в черном, строгом платье, а на подоконнике внезапно возник прямо из воздуха ее приятель, тоже одетый во все черное и строгое, но не настолько обтягивающее.
– Узнал? – первым делом спросила Форквут, изобразив на безжизненном, как маска, лице некое подобие приветливой улыбки.
– Да, виделись, – скупо ответил моррон, по опыту знавший, что в подобный разговор, как в атаку, не стоит кидаться очертя голову. – Возле церкви от вампиров меня отбили, за что благодарю.
– Ты еще про крысиную нору позабыл, в которой я тебе подсобила, – лукаво улыбнулась красавица, нежно огладив тонкими пальчиками блестящее лезвие новенького двуручного меча, словно супруга, возлежащего возле нее на кровати.
– То не в счет, там мы сами управились бы, и вмешиваться вас никто не просил, – жестко отрезал моррон. – Поскольку разговор начался с напоминания о моем должке, значит, ответную услугу хотите. Так не тяните, выкладывайте быстрее! Не скрою, в вашей компании мне не очень-то приятно находиться.
Вампиры молча переглянулись, хотя, как знать, возможно, они обменялись телепатически мыслями или условными звуками, недоступными слуху человека или моррона. Аламез не знал, на что способны альмирские вампиры, тем более старшие, поэтому был готов к самому невероятному и к самому худшему.
– Четверть часа твоего внимания, только и всего, – изрек мужчина, неподвижно восседавший на подоконнике, – больше мы ничего не желаем взамен. Мы говорим, ты слушаешь. Мы спрашиваем, ты отвечаешь, желательно, немного иным тоном. Поверь, любое проявление ершистости с твоей стороны лишь повредит. Нас она не обидит, а вот беседу затянет.
– Хорошо, излагайте или спрашивайте, – кивнул Дарк, отдавший должное и выдержке вампира, и его умению четко излагать ситуацию.
Не найдя, куда можно было бы еще присесть кроме кровати, на которой нежилась красавица, Дарк перевернул кверху днищем старенький тазик, бывший, по счастью, сухим, и уселся на него, как на коня, сверху, широко расставив при этом ноги, так, чтобы кровососам было видно лезвие меча, выпиравшее из-под робы. Неизвестно, как мог бы пойти разговор, и уж тем более моррон не знал, чем он может закончиться. Как будто случайное предупреждение, что гость при оружии, возможно, удержало бы хозяев комнаты от агрессивных действий.
