Лоза, сдались тебе эти друиды, в самом деле.
За лагерем потянулись серые поля…
Сдались. Еще как сдались. Я скорее сам в братство запишусь, но не останусь здесь в одиночестве. Поэтому я изо всех сил притворялся невидимкой, не препирался с Кактусом, не останавливал Крапивин треп и не задавал вопросы. Поэтому, и еще потому, что мне страх как надоело делать бессмысленные вещи.
Сегодня мне приснился светлый сон, о котором друидам лучше не знать — я гулял по прекрасному лугу и собирал ромашки. Требовалось набрать ровно двести ромашек, чтобы вызвать демона по имени Отвечающий-на-искренние-просьбы. Что я собирался потребовать взамен на двести жизней, подсознание не показало — сон закончился на восьмидесятой ромашке. А я так хотел связаться с Дэном и перевалить груз проблем на кого-то другого.
Итак, за лагерем потянулись унылые серые поля… на которых… на которых… росло что-то. Ни колючка, ни зверюшка, а неведомое нечто. Может быть, и деревья, если у деревьев есть обыкновение свертываться в бублик. Искореженные хилые создания, корявые и заморенные, похожие на каракатиц, прямо-таки всем видом умоляли пустить их на дрова, чтобы не влачить дальше такое жалкое существование. Вот, я им сочувствую.
Гордость за свой моральный облик продержалась до того момента, когда я заметил, что тоненькие веточки шевелятся вовсе не от ветра, а Крапива давно уже бормочет что-то вроде "куда подевались тела" и "духи земли, разрослись-то как!". Коряги сползались к дороге. Сползались к нам, пока не облепили всю обочину, загородив все живописные виды. По сравнению с угрюмой шевелящейся массой пустынные серые просторы смотрелись очень… безопасно-пустынными.
— Спокойно, — прошептала целительница, хватая меня за рукав и подтягивая ближе. — Это местный эндемик.
Рад за него. Меня Красная Книга вообще неплохо успокаивает.
— Это местный эндемик, и он некормленный, — уточнила Крапива. — Идем вперед, внимания не обращаем.
Поддержим редкие и исчезающие виды? Местных эндемиков становилось все больше; они буквально кишмя кишели, но не приближались, пока задние ряды буквально не вытолкнули передних на асфальт. Я был спокоен и хладнокровен, я так жаждал принести себя в жертву природе, что даже не повернул головы в их сторону… Да, пожалуй, это звучит лучше, чем "я просто не успел запаниковать".
Над дорогой прокатилась темная волна, в грудь толкнул порыв воздуха, и коряги с ошеломительной быстротой прыснули во все стороны.
— …шли к Нимме! — донеслось из головы колонны. Чья-то творческая натура не выдержала толпы уродцев, загородивших путь. Ключевое слово — загородивших, а не уродцев, естественно.
— Ай-ай, — задумчиво сказала целительница, на ходу срывая травинку и прикусывая кончик. — Лоза, видишь тот лес?
Я видел факт вопиющей антисанитарии, и в данный момент он беспокоил куда больше.
— Предположим.
— Сможешь добежать за тридцать секунд?
Я прикинул расстояние до темной полоски и честно признал:
— Вряд ли.
Кактус презрительно хмыкнул. Тоже мне, призер бега со штангой.
— Спорим, да?
— Сказал же — нет!
Друидка хитро улыбнулась:
— Спорим на желание? Обернись.
Чувствуя, как ноги заранее подкашиваются, а по спине течет холодный пот, я медленно повернул голову на одеревеневшей шее. Поле. По полю ветер гонит… гонит… По полю, прискакивая и вращаясь, со всей прытью прямо к нам несется огромный шар, сплетенный из грязи и веток и сучьев.
Главное в жизни — правильная мотивация.
Я успел.
Но понял это только тогда, когда рухнул на опавшие листья, задыхаясь и кашляя. В грудь кто-то напихал острых иголок, а голову сжали раскаленные тиски. Да… всегда знал, что спорт — это вариант пыток для бедных…
Сквозь пелену слез было видно, как опоздавший буквально несколько секунд шар развернулся и покатился к черной фигурке, одиноко торчащей посреди поля. Я попытался закричать, но не сумел выдавить ни звука. Глупый, дурной колдун. Гордость его заела. Такая бессмысленная гибель…
Паника застилала глаза, и то, что другие поняли сразу, я заметил последним. Шар начал замедлять ход. Конструкция изо все сил тормозила, цеплялась за землю, упиралась всеми конечностями, но инерция была слишком велика и буквально тащила ее вперед. Пропахав глубокую колею, растения ухитрились остановиться прямо перед носом колдуна, и тотчас же поползли назад, пытаясь расцепиться…
Смерть шагнул вперед и сунул руку в переплетение веток.
Воздух содрогнулся от неслышного крика. Шар корчился в агонии, чернел и усыхал на глазах, пока налетевший порыв ветра не развеял его черным пеплом. Смерть развернулся, отряхнул руки и прогулочным шагом двинулся к лесу.
Как прекрасно, что в мире есть черные маги.
— Плохо притворяешься, — обзор загородили чьи-то сапоги. Я с трудом поднял голову, испытывая иррациональное, но все более привычное желание убить кого-нибудь как можно более жестоким способом, и ткнул пальцем в алебарду.
— Ты тоже плохо притворяешься, что умеешь владеть этой штукой.
Кактус скрипнул зубами, предсказуемо хватаясь за любимую игрушку.
— Показать?
— Как ты ее красиво держишь?
— Лоза, Кактус, не надо ссориться! — как всегда не вовремя вмешалась Крапива.
— Уйди, женщина. Кто тут ссорится? Я его просто убью, — вполголоса буркнул друид, но алебарду убрал.
Упрямый баран.
Еще два шара вынырнули из-за пригорка и рассыпались в нескольких шагах от деревьев.
— Конец охотничьих угодий, — прокомментировала друидка.
Ровным строем, как на параде, коряги протянулись вдоль границы леса. Существа притворялись обычными кустами, а путешественники притворялись, что им верят. Я привычно находился вне общей гармонии и взаимопонимания.
— Вы что, ничего не могли с ними сделать? Вы же друиды!
Дети Леса. Повелители растений. Они ведь не должны были сделать что-то такое, чтобы несчастные родственники перекати-поля встретили нас со всей душой и проводили до цели, оберегая от всяческих опасностей?
Целительница выплюнула изжеванную травинку:
— Ну да, а командир на что?
Я тихо застонал и закрыл лицо руками.
— Я имел в виду договориться.
— Ну-у-у… Главное ведь результат?
Однако же, какое развеселое братство — Ренья Нова. Одно из семи главных.
— Они чуют асфальт и боятся дороги. Как их столько развелось — непонятно. Если их тут человечинкой прикормили, что бы мы им предложили?
Порой мне кажется, что Крапива — не совсем безголовая болтунья, какой она любит притворяться.
— И ты проспорил мне желание!
