ходи, твой дар непредсказуем. Я не могу положиться на печати этих мясников, поэтому ты должна быть всё время со стражами. Всей моей жизнью управлял брат, а я ему это позволяла. Да для меня Обвал Чертей был здравницей! Чего говорить о
вас? Я впервые побывала за Виризом. Я была на костре, танцевала. Увидела бои на арене и поужинала в грязной таверне. Я только учусь жить самостоятельно, поэтому не отнимай этого у меня. Я уйду, когда сама того захочу. Я не говорю, что питаю тёплые чувства к Полумесяцам. Нет, вы меня пугаете. Я боюсь полностью окунуться в эту жизнь… Но одновременно с этим, именно этого я и желаю.
Николай молча стоял напротив меня с печальным лицом. Он не сказал ни слова, и я почувствовала, как ледяной гнев во мне утихает. Внезапно все силы покинули меня, а тело сделалось тяжёлым. Я никому это не рассказывала. Никому не позволяла увидеть, насколько мне было больно за все годы беспрекословного подчинения… Потому что меня приучили быть слабой. Я позволила Ивану убедить себя, что без него я — никто. Сколько бы раз я ни убегала из дома, сколько бы ни грубила брату, ни пакостила и не трепала нервы — я была никем в том доме. Зависимой от мнений нелюбящей матери и покладистой собачонкой брата. Все те бунты с моей стороны были пустым звуком, потому что в реальности я до ужаса боялась Ивана. Не его ударов или оскорблений, а его власти надо мной. Силы его влияния на меня, которая крепла с самого детсва.
Но больше я никому не позволю управлять собой. Я не буду бояться, потому что меня больше не сдерживают печати. Я больше не тот ребёнок, который жаждал любви и заботы. Мне этого не дали, поэтому я научусь жить без них. Мои ценности останутся со мной, но теперь они будут выше всех остальных. Я не стану прогибаться под чужим мнением, даже если испытываю симпатию к этому человеку. Ивана я тоже когда-то любила… но эту любовь давно затмила ненависть. Я умею хоронить свои чувства, просто раньше я хоронила боль, страх и отчаяние. Мне не составит труда похоронить и новые эмоции. Радость, доброту и тепло от заботы. Если кто-то захочет использовать это против меня, у них ничего не получиться.
В этом не был виноват Николай. Он толком и не сказал ничего обидного. Просто весь этот ком нерастраченных эмоций рос во мне с девяти лет и сейчас вырвался наружу. Рано или поздно это бы случилось. В этом нет виноватых. Просто с самого детства я привыкла копить всё в себе, и теперь у меня больше не осталось сил. Поэтому я молча развернулась и поспешила к себе в покои, не обращая внимания на замершего Николая. Он не виноват. Виновата только я, потому что сама позволяла так с собой обращаться. Но больше я не повторю такой ошибки.
— Хочу напомнить, — Мика откинул голову на спинку высокого стула, — что нам было сказано, что у нас мало времени. А теперь мы сидим здесь уже больше часа. Может, тебе стоит поработать над выражением своих мыслей, Николай?
Гриил в свою очередь послал Мике широкую улыбку, упёршись руками в стол. Судя по его лицу, Николай и сам не ожидал, что придётся так долго ждать.
После моего срыва я послушно отправилась в покои, чтобы немного привести себя в порядок. Успела умыться, поваляться в кровати и не забыла обуться. Через час уже была готова и ждала около главных ворот, хотя о месте встречи Николай не удостоился упомянуть.
Моё воображение рисовало себе сцену, где Шарлотта на пару с Гриилом будут посвящать нас в свой план по поискам семейки рукоделов, чью фамилию я благополучно забыла. На самом же деле Николай просто привёл нас в тот самый зал для заседаний, где каждый сел за длинный стол с расставленными на нём фигурами шахмат. Видимо, принцесса не собиралась почтить нас своим скорым присутствием, потому что, как сказал Мика — мы сидим здесь уже больше часа. В абсолютном молчании, которое норовит размозжить мой череп.
Я бездумно рассматривала зал, пытаясь занять себя хоть чем-то. Первые минут двадцать я наблюдала за тем, как скучают Полумесяцы. Рузанна бормотала себе под нос слова, которые было очень хорошо слышно. Впрочем, не уверена, что она делала это ненамеренно. По пальцам невозможно было сосчитать неприличные выражения, которые вырывались из её рта и явно были предназначены Шарлотте. Мика, кажется, и вовсе задремал. Редко он пробуждался на колкие замечания в строну Николая, который лишь потирал шею, да советовал Аггнийцу поскорее провалиться в сон, прежде чем Гриил не вытолкнул его из окна башни.
Но стоило мне взглянуть на Николая, как парень мгновенно перехватывал мой взгляд. И в такие моменты, когда мы молча смотрели друг на друга, я ясно видела намерение поговорить в его глазах. Когда мне стало невыносимо смотреть на человека, перед которым обнажила душу, я принялась разглядывать сам зал.
Он несильно отличался от остальных комнат. Разве что, на стене напротив меня висела карта Хорайа, которая была соединена с картами Тмисана и Вириза. Красными линиями были выделены дороги из Хорайа в другие страны. Видимо, то были самые безопасные пути. Выше с правой стороны висела карта поменьше. Вся она была исписана буквами, которые я не могла понять. Письменность в Хорайа в корне отличалась от Вириза, поэтому обведённые в кружки закорючки не поддавались для меня никакому объяснению.
— Можно задать вопрос? — обратилась ко мне Саша, когда я в отчаянии потянулась к ближней шахматной фигуре.
Я резко обернулась, не ожидая, что Миб сидела рядом со мной всё это время. Или же она только подошла, а я не услышала.
— Задавай, — разрешила я.
— Ты когда-нибудь была в театре?
— А почему ты спрашиваешь? — удивилась я, не ожидая такого вопроса. Неужто она спросила это из-за сказанного мной возле тронного зала?
— Ты просто выглядела грустной, когда рассказывала о том, как твой брат ходил в театр. Вот мне и стало любопытно, — ответила Саша и положила голову на руки на столе.
Я подавила в себе желание сухо улыбнуться, стараясь сохранять беспристрастное лицо.
— Да, я была в театре. Один раз, — быстро выговорила я, не желая продолжать этот разговор. И вроде бы любопытство Саши должно было быть утолено, но Миб всё равно продолжала на меня смотреть. — У меня со старшим братом были
