День катился к вечеру, а дождь все не унимался. Вроде бы вокруг царили спокойствие и умиротворенность, но Молли не доверяла тому, о чем свидетельствовали ее органы чувств. Перед наступлением темноты они вывели собак на короткую прогулку, чтобы те могли справить естественные надобности, потом проверили все запоры на окнах, заперли двери на все замки, забаррикадировали их мебелью. Инопланетян их меры предосторожности не остановили бы. Они могли проникнуть в банк через стены, пол, потолок, но вот для прочей неземной живности надежно запертые окна и двери наверняка стали бы непреодолимой преградой.
Молли продолжала верить, что дети священны, да и они с Нейлом, их попечители, неприкасаемы, но не хотела рисковать. А кроме того, на свободе могли оставаться и другие Рендеры, и от монстров в образе человеческом защитой могло послужить лишь оружие.
Они смогли приготовить только холодный ужин, но, с учетом количества лакомств, он очень даже тянул на пир. Они сидели кружком, освещенные лампами Коулмана, тринадцать детей и двое взрослых, по центру стояло множество вскрытых банок и коробок, и каждый выбирал то, что хотел.
Поначалу все ели в молчании, вызванном как усталостью, так и пережитыми потрясениями. Скоро, однако, вкусная еда и высокое содержание сахара в прохладительных напитках оживили компанию.
Тихими голосами они рассказывали о том, что с ними произошло, делились историями, стараясь оценить и принять случившееся. И попытаться представить себе, что будет дальше.
Пятеро детей, спасенных из хранилища банка, рассказали, как наблюдали за исчезновением их родителей и остальных взрослых. Все они оторвались от пола, поднялись к потолку и сквозь него во время прохождения над городом летающего левиафана. Некоторые, поднимаясь, плакали, другие смеялись, никто не сопротивлялся.
— Да, смеялись, — кивнул Эрик Грудап, вспоминая, как бабушка поднималась сквозь два потолка и крышу. — Поднимаясь, они теряли рассудок. Превращались в психов.
Их потери были огромными, они еще не могли в полной мере осознать, что с ними произошло, и горе пока не читалось на их лицах. Но Молли знала, горе придет, как только отступит шок.
Странно, но никто не заговорил о странном виде днища корабля-матки, возможно, потому, что очень уж он отличался от всего того, что они видели в кино или по телевизору. Они не знали, что об этом и думать, а может, даже боялись.
К восьми вечера все дети улеглись спать.
Нейл настоял на том, что отстоит первую вахту, и обещал разбудить Молли в час ночи.
Она ожидала, что будет долго лежать без сна, мучаясь жуткими образами увиденного и нервно раздумывая о будущем, но заснула через какие-то секунды после того, как ее голова коснулась одеяла-подушки. И ничего ей не снилось.
Пять часов спустя Нейл разбудил ее. Несмотря на данное обещание, хотел дать ей поспать, но усталость убедила его, что он может заснуть, оставив их уязвимыми для угрозы извне.
С пистолетом под рукой, Молли сидела в кресле при мягком свете ламп, вслушиваясь в ровное дыхание детей и редкое похрапывание собак. Впервые она получила возможность спокойно и без спешки поразмышлять над разницей между увиденными ею чудесами и собственным их истолкованием. Она все ближе подбиралась к тому, чтобы наконец-то дать более-менее внятное объяснение тому, что произошло у нее на глазах.
Попечитель. Охранник, защитник, но и не только. Не такое уж архаичное слово, но вроде бы она не использовала его ни в разговоре, ни в своих книгах. И однако оно сразу пришло ей в голову и оказалось тем самым словом, которое «сразило» инопланетянина в банковском хранилище. Попечительница.
За несколько минут до трех часов утра дождь прекратился.
Молли подошла к окну, чтобы раздвинуть жалюзи, но вернулась, оставив их на прежнем месте. Испугалась, что увидит прижавшееся к стеклу что-то грибовидное, с молчаливо орущими в сферических темницах человеческими лицами.
С зарей встало солнце, освобожденное от пелены дождя и тумана. И, словно празднуя свое освобождение, окрасило восточную часть небосклона в розовый цвет, засинило остальную часть неба и позолотило окна Черного Озера.
Молли, Нейл, дети и собаки вышли из холодного фойе банка в теплое утро. Постояли в тишине, обратив лица к небу, открыв рты, словно пили золотое вино солнца.
Всего лишь тридцать шесть часов прошло с того момента, когда они в последний раз видели солнечный свет, но Молли казалось, что эти часы растянулись на половину ее жизни.
Один из детей первым заметил, что вокруг все как прежде.
— Эй, посмотрите, всей этой гадости как не бывало.
Они посмотрели. Черный лишайник смыло с деревьев и с домов, растворило в воде, унесло в сливную канализацию.
Исчезла грибная фантасмагория, не осталось ни ходячих грибов, ни каких-то других. Они видели только мокрую траву, кусты, с листьев и веток которых падали капли, клумбы с побитыми дождем цветами.
Никакие инопланетные обезьяны не скакали по крышам. В листве деревьев не проглядывало ничего красного и чешуйчатого.
Молли не могла понять, то ли ей пригрезилось все, что было, то ли она грезила сейчас.
Землю захватили пришельцы, столь же безжалостные, как разумные крокодилы. Будущее обещало скорый конец, уничтожение как самого человечества, так и достижений его цивилизации. И однако такое будущее более не казалось неизбежным. Здесь, в этой неподвижной точке, танец жизни продолжался, мгновение за мгновением.
Она еще не могла осознать, что произошло, чего добивались пришельцы с далекой звезды, добились ли они желаемых результатов и почему ушли.
Дрожь тревоги проникла в ее сердце, когда она уловила движение в небе, но Молли пригляделась и успокоилась. Над головой, расширяющимися кругами, летал ястреб.
Лай собаки, не из тех, что стояли рядом, привлек ее внимание к северному концу Главной улицы. Ирландский сеттер, которого они уже видели прошлым днем, вел к банку троих взрослых и группу детей. С тех пор как эту команду они видели на Прибрежной авеню, детей определенно прибавилось.
Вновь лай, на этот раз голос подала дворняга. Эта группа приближалась к ним с южного конца Главной улицы. Один взрослый. Семеро детей и золотистый кот, охраняющий правый фланг.
Молли почувствовала взгляд Нейла, посмотрела на него, подошла, взяла за руку.
Третья группа — четверо взрослых, больше двадцати детей, собаки — пересекала маленький парк на другой стороне улицы.
После всех ужасов и потрясений последних тридцати шести часов ничто не могло так глубоко тронуть Молли и поднять ей настроение, как эти дети, собаки, взрослые.
