Не из-за этого он со мной едет, понятно. Привык я к нему. Иной раз его даже не замечаешь, но протяни, не глядя, что-нибудь назад – сразу почувствуешь, как его руки подхватили.
Но и не это главное. Прошка один меня понимает.
Деньги. Да плевать я хотел на эти деньги. Деньги – это инструмент и возможности, не более того. А так – что черный хлеб, что черная икра, на выходе одно и то же. И на одну задницу двое штанов не натянешь.
Хватит мне и пятидесяти монет. Все равно мало будет – хоть тысяча, хоть пять, хоть десять. Теперь я выступаю в роли мелкого и не очень далекого барона. Даже разбойники это понимают и стараются не связываться. А что с него взять, если он в свои годы только дорогое оружие имеет да коня. Получается, что драться умеет, а вот с остальным туго.
Мало денег – значит, экономить буду каждый грош, не выходя из образа.
Да и свинство получается – собрал людей, наобещал кучу и смылся, все распродав. Они и без меня отлично справятся, один черт с меня толку мало, только общее руководство. Мне самому до того же Герента…
Прав был фер Стянуа, когда сказал, что любовь для мужчин – это болезнь. Только лекарство у него неправильное. А вот правильного, наверное, вообще не существует. Или у каждого свое. Мое – уехать куда подальше, а там как получится.
Почему-то вспомнилась картинка из далекого детства, когда отец нашел на улице кошелек, полный полновесных советских денег, целая зарплата. Он пролежал у нас две недели, пока хозяин не нашелся. Я все просил: «Мама, купи яблок». – «Подожди, сынок, – отвечала она, – зарплата скоро, тогда и купим. Вдруг хозяин сегодня придет – как мы ему в глаза смотреть будем?» Нет, мы не голодали, смешно даже, но не было лишних денег на фрукты. У каждого они свои, детские воспоминания.
Яна, Яна. Убираться отсюда срочно нужно, что-то меня все больше тянет хоть одним глазком на нее посмотреть, в последний раз. Раньше проще было, когда в постели валялся, только ночами жуть. Не от нее я бегу, от себя, если уж быть совсем честным.
Помню, поинтересовалась она однажды, что делать буду, если мы расстанемся. «Да ничего, – ответил. – Уеду далеко-далеко и стану королем могучего королевства. Потом коварно нападу на Империю и возьму тебя в плен. Помещу в гарем, а он у меня огро-омный будет… Но ты все равно у меня любимой наложницей будешь, – пообещал ей. – Я к тебе не реже раза в месяц буду приходить». Почему-то это ее забавляло, она смеялась…
Чувствуя, что лицо расплывается в идиотской улыбке, я встал и подошел к окну.
Где-то там, за морями и океанами, есть еще один материк. Как я понял, их здесь всего два. Только попасть туда совсем не просто: мелкие тут моря, сплошь коралловые рифы. Как к северу от Австралии, где мой друган утонул. Эх, Санька, Санька…
В первый раз судьба пощадила: купались они на экваторе в океане, праздник Нептуна справляли. Ушел пароход, а он на воде остался, не заметили. Немудрено: там трезвым только корабельный пес был, да и то вряд ли. Всю ночь на воде пролежал, нашли его под утро, хотя совсем и не его искали. Их двое таких счастливцев оказалось.
За одну ночь поседел. Поседеешь тут, когда до ближайшего берега тысяча миль. Хной потом подкрашивался, стеснялся. Восемнадцать ему тогда было – не время седеть еще.
Так что Гвартрия мне на хрен не нужна. Слышал я, что ходят с Гвартрии корабли на континент тот таинственный, это мне даже Коллайн рассказывал. Не очень, правда, верится, по-любому экзотические товары должны присутствовать. А нету.
Как там Анри, интересно, – давно уже в столицу вернуться должен был.
На глаза попалась гитара: Прошкина работа. Я себе зарок дал, что больше в руки ее не возьму. Одну я уже в окошко выкинул, откуда эта взялась – непонятно. Не иначе у него талант гитары находить, как у меня неприятности на свою… корму.
Ну так уж и быть, одну песенку я могу себе позволить. Слишком уж настроение лирическое. Вот эту вот, романс любимый, он так и называется, Романс. Не переводил его и не буду.
Когда начал играть, тихонечко скрипнула дверь. Понятно кто, все-таки добился своего.
Красивая музыка и слова такие же. Только пистолета не будет, не дождетесь.
– Прошка, – не глядя, приказал я, закончив играть, – сделай кофе.
Все равно не усну, пойду по берегу погуляю. Нельзя традицию нарушать, коль скоро не уехал еще. Каждый вечер променад совершаю, сразу, как только на ноги поднялся.
– Это я, Артуа.
Неведомой силой меня выбросило из кресла, разворачивая еще в полете. Этот голос мог принадлежать только одному человеку во всей Вселенной, и я не ошибся.
Возле двери в сером дорожном платье стояла она.
Словно кто-то толкнул меня в спину, но я смог удержаться на месте.
Спокойно, Артуа, спокойно, это совсем ненадолго.
– Рад приветствовать ваше императорское величество в сей скромной обители, – склонился я в глубоком поклоне. Только не смотри ей в глаза, иначе все, утонешь. Тогда все твои методики на хрен пойдут.
– Артуа, ты уезжаешь?
Господи, как звучит ее голосок, по-моему, в нем даже боль присутствует. Какое счастье, уж не из-за меня ли?
– Да, ваше величество, и очень жалею, что не смог сделать это сегодня утром.
Еще спокойнее, никаких эмоций, мужик ты или просто штаны надел?
– Но почему?
Да так, знаешь ли, что-то давно в Гвартрии не бывал, лет уже четыреста, наверное.
Она смотрела на меня глазами, полными слез, такими когда-то дорогими и родными.
Ну что ж, ты мечтал увидеть ее в последний раз. Мечты сбываются, не врут, оказывается, люди, продающие газ. Нет, это надо кончать. Посмотри на нее еще разок, чтобы запомнить получше.
– Янианна, я очень люблю тебя и буду любить вечно, но после того, что произошло…
– Что произошло, Артуа?
Да нет, совсем ничего, какие проблемы, с каждым может случиться. Девчонка молодая, ветер еще в голове гуляет.
– Яна, понимаешь, все уже слишком поздно. Между нами всегда будет стоять этот герцог, и уже ничего изменить нельзя, да и не надо. Завтра я уеду, пройдет какое-то время, и ты все забудешь. Поверь, так будет только лучше для нас обоих.
– Да при чем здесь он?
Что? Мне послышалось или ты действительно это сказала? Да ты сама понимаешь, что говоришь? И почему ты еще и кричишь на меня? Разве я завел себе любовницу, когда ты по делам своим императорским уезжала?
– А кто тогда при чем? Если твой любовник ни при чем, тогда я не знаю, кто вообще при чем. – Я тоже не смог сдержаться и уже кричал почти в полный голос.
– Да как ты смеешь даже так думать? – Она даже ножкой топнуть соизволила. Вас что, помимо хороших манер еще и актерскому мастерству обучают?
