— Да нет же, Йенс! — прозвучал с улицы женский голос. — Я велела уложить именно красный кошелек. Как ты ухитряешься забывать мои самые мелкие поручения, даже если они записаны на бумаге?
Чейн выглянул из-за угла.
В его сторону направлялась хорошенькая рыжеволосая девушка в темно-зеленом плаще. По пятам за ней с унылым видом семенил лакей. Кроме этих двоих, на всей улице был только один коробейник, весь увешанный кухонной утварью. Мерно брякая горшками, сковородками и кастрюльками, он ковылял в противоположном направлении.
— Прошу прощения, леди, — отвечал лакей, — но я правда не припомню, чтобы в вашем списке был красный кошелек.
Они миновали вход в проулок.
* * *
Чейн схватил девушку за лицо, ладонью зажав ей рот, и другой рукой стиснул горло лакею. Тот начал сопротивляться, и тогда Чейн отшвырнул девушку вглубь проулка, а затем сильнее стиснул пальцы на горле лакея. Он ощутил и одновременно услышал, как под его большим пальцем хрустнула и разорвалась трахея. Лакей схватился за горло, багровея от удушья, и Чейн поволок его в проулок.
Девушка запуталась в подоле собственного платья и упала на замерзшую землю проулка. И тут же села, открыв рот, чтобы закричать. Чейн со всей силы ударил Иенса о стену дома. Девушка потрясенно охнула, когда от удара череп ее лакея раскололся с хлюпающим треском. Чейн разжал пальцы, и мертвец, как был — с разинутым ртом и выкаченными глазами, — сполз по стене на землю.
Чейн шагнул к девушке.
Она попыталась отползти назад, и Чейн, чтобы помешать этому, наступил на ее пышную юбку. Он смотрел на девушку сверху вниз, зная, что ей отлично видны его глаза и клыки. Вложив всю силу в свой изувеченный голос, Чейн не проговорил, а со змеиным шипением выдохнул:
— Кричи!
Глаза девушки округлились от ужаса, но из широко раскрытого рта не вырвалось ни единого звука, кроме хриплого частого дыхания.
Чейн сгреб ее за ворот плаща, рывком поставил на ноги и прижал к стене. Усилием воли он придал своим ногтям нечеловеческую твердость, и они, пропоров одежду, вонзились в ее грудь.
Девушка пронзительно завизжала, и смутная дрожь наслаждения пробежала по телу Чейна, когда он впился зубами в ее горло.
Ее нежная плоть была сладостно жаркой от страха, но Чейн выпил крови ровно столько, чтобы девушка ослабла. Затем он вынудил себя остановиться, провел языком по ране, чтоб еще хоть на миг рартянуть наслаждение, и, отстранившись, шевельнул ногтями, вонзенными в ее кожу.
Девушка вновь закричала, но крик тут же превратился в жалобные всхлипы. На сей раз этот звук вызвал у Чейна только приступ хандры. Когда девушка попыталась оттолкнуть его руку, он в ответ лишь глубже вонзил ногти в ее плоть.
Пусть вопит от боли и ужаса — этим она верней привлечет внимание прохожих. Жаль только, что она даже и не пробует по-настоящему сопротивляться, так, еле-еле отбивается.
И Чейн не стал зажимать рот девушке, когда припал к ее окровавленной шее. Он рвал клыками кожу, но при этом старался не повредить дыхательное горло. Девушка все кричала, а потом начала прерывисто стонать, когда он швырнул ее, истекавшую кровью, на землю. С улицы донесся топот бегущих ног, и Чейн понял, что ему пора уходить. Он отбежал в глубь проулка и, нырнув под арку, где царила непроглядная темнота, затаился там, чтобы понаблюдать за развитием событий.
По мостовой мимо проулка пробежал солдат. Заметил девушку, развернулся, скользя по мокрым булыжникам мостовой, и опрометью бросился в проулок. При нем не было ни фонаря, ни факела, и потому на бегу он едва не споткнулся о труп слуги. Вслед за ним в проулке появился еще один солдат, который нес высоко поднятый над головой факел. Яркий свет выхватил из темноты обе жертвы Чейна. Солдаты, онемев, потрясенно воззрились на девушку.
Кровь уже не текла меж ее пальцев, судорожно прижатых к горлу. Лужица крови, темнея, расползлась вокруг ее головы, растекаясь струйками по замерзшей земле. Карие глаза девушки были широко раскрыты.
— Беги за лордом Гейреном, быстро! — взревел первый солдат.
Второй солдат бросил факел на землю рядом со своим сотоварищем и со всех ног помчался назад. С улицы донеслись смятенные крики.
Чейн понимал, что ему следовало бы уносить ноги, и поскорее, — но неведомая сила вопреки здравому смыслу удерживала его на месте.
У входа в проулок начали собираться солдаты и перепуганные горожане. До слуха Чейна донесся полный боли крик.
Молодой человек в начищенных до блеска сапогах протолкался через толпу и остановился над мертвой девушкой. Его синий плащ был распахнут, и под ним виднелась василькового цвета туника. Он рухнул на колени, не обратив внимания на то, что штаны щегольского покроя тотчас пропитала кровь.
— Марианна? — пробормотал он, протянув руку к окровавленным пальцам девушки. И рывком отвел их, обнажив растерзанное горло. — Марианна!
Второй солдат, вернувшийся вместе с молодым аристократом, принялся вытеснять из проулка столпившихся зевак. Первый солдат между тем опустился на колени возле тела слуги, проверяя, не теплится ли в нем жизнь. Не стыдясь ни своих охранников, ни глазеющих на него горожан, молодой аристократ разрыдался, как дитя. Подняв мертвую девушку на руки, он прижал ее к своей груди. Кровь убитой измазала ему щеку. Он лихорадочно огляделся:
— Помогите же мне! Кто-нибудь, помогите!
Чейн озадаченно смотрел, как юноша укачивает мертвую девушку на своих руках, точно спящего младенца.
Это же нечестно! Он бы, должен по-прежнему ощущать радость от удачной охоты, а она лишь мелькнула — и в тот же миг исчезла. И сколько бы он ни вонзал клыки в живую плоть, это не приносило ему наслаждения с тех самых пор, как…
Той ночью, в лесу близ Апудалсата Винн, раненная в плечо, заслонила собой Магьер. Чейн замешкался. Магьер снесла ему голову. Дальше было ничто, пустота — до той самой минуты, когда он пришел в себя на дне могилы и, охваченный ужасом, выбирался из-под наваленных сверху трупов.
Глядя сейчас на молодого аристократа, Чейн не испытывал ни раскаяния, ни жалости, но все же мысленным взором наконец увидел.
Винн рухнула на его обезглавленное тело. Винн рыдала у него на груди, и на полудетском ее личике потеки грязи и слез смешались со струйками его черной вампирской крови.
Мешкать дольше было нельзя. Прижимаясь к стене, Чейн начал продвигаться вглубь проулка. Никто его не заметил. В мыслях перед ним неотступно маячило лицо Винн, которая оплакивала его вторую смерть.
И тут ночную тьму прорезал жуткий протяжный вой. Он раздался так близко, что Чейн на миг оцепенел. Он стоял посреди улицы, далеко от защитных чар Вельстилова кольца.
