— Леший лысый! — вырвалось у экс-ведьмы, когда они очутились в просторном помещении заполненном, по меньшей мере, сотней разноразмерных фолиантов и как чистых, так и исписанных берестяных свитков, которые послушники заказывали у известного на все рекоставные земли берестянщика, по имени Негадай.
— Приплыли! — Внимательно осмотревшаяся Веста схватилась за голову. — И где теперь искать?
— Давай мыслить обстоятельно, — не растерялся Эсбер, его восторженный взгляд порхал с одной стопки фолиантов на другую, но трезвости рассудка он еще не потерял. — Вряд ли послушникам престало знать о Фандиане… Следовательно доступ к определенным сведениям должен быть ограничен, или вообще запрещен. Вывод: приступаем к поиску в самых труднодоступных закутках или ищем подобие скрытой ниши за портретами.
— Да ты умище! — вполне искренне восхитилась бывшая ведьма.
— Знаю, — сложник никогда в жизни не страдал излишней скромностью. — И поэтому разрешаю тебе увеличить оплату за мои труды.
— Э-э-э… Я подумаю.
Теперь Эсбер с чувством выполненного долга решил поддаться искушению и в мгновение ока закопался среди фолиантов и свитков, пропитанных наследством ленивых поколений — густой, серой пылью. Невзирая на то, что хранилище освещала одна-единственная, сиротливая чаша, он умудрялся внимательно вчитываться в написанное. А бывшая ведьма носилась по хранилищу с витнем в руке, изучая зорким взглядом все потаенные закутки.
— Здесь сундук! — громко прокричала она, обнаружив в углу заваленный старыми, покрытыми паутиной тряпками небольшой сундучок. — Даю коготь на отсечение, что это именно то, что мы ищем! Эсбер, слышишь?
— Слышу! — буркнул подошедший к ней сложник. — Ты лучше посмотри, какая наглость! Это же лучшая береста от берестянщика Негадая!
— Я в этом не разбираюсь, — она пощупала гладкую бересту и пожала плечами. — Лучшая, говоришь?
— Да за нее три цены дерут! — взвыл возмущенный Эсбер. — Но главное в том, что мерзкие послушники страдают отсутствием вкуса и хранят у себя похабные песни Кумача! На лучшей в мире бересте! Да этот Кумач олицетворяет собой плевок в сторону приличных сложников!
Он продемонстрировал еще два исписанных крупными буквами свитка. Веста окинула беглым взглядом предъявленные ей творения, снова пожала плечами и переключила все внимание на деревянный сундучок. Внезапно воздух наполнился запахом гари. Это сложник поджег все обнаруженные труды Кумача.
— Болван! Пожара захотел! — прорычала экс-ведьма.
Она выхватила из его рук изрядно обгоревшие свитки, бросила их на пол и затоптала ногой пламя, а после, скомкав берестяные останки, засунула их под изъеденный молью ковер.
— Хватай сундук! Вылезем через окно, во двор. Постарайся спрыгнуть на стог сена и… Эсбер!.. — Веста поискала глазами своего сообщника. — Я тебя не вижу! Где ты?
Мрачноватое, с незапамятных времен старательно обделявшееся уборкой помещение безмолвствовало. Лишь клоки пыли катались по полу так же, как катается перекати-поле по опаленным зноем равнинам. Спертый воздух не позволял дышать полной грудью. Бывшая ведьма пошла вперед. В царящем полумраке, где даже собственная тень казалась жуткой, из угла в угол то и дело шныряли мыши. На крышке огромного сундука мирно посапывал серый кот.
Сложник сидел за одним из столов. Он был вооружен пером, чернилами и чистым берестяным свитком и что-то старательно выписывал на бересте от Негадая. Сначала экс-ведьма пыталась испугать своего ненаглядного тем, что якобы слышит поступь лысого наставника. Реакции не последовало. Угроза, заключающаяся в том, что она урежет его заработок, так же не произвела должного эффекта. Пора было приступать к решительным действиям и отнять свиток. Не смотря на ширину кости и повышенную массу тела, сложник оказался проворнее — он увернулся и предался бегству. А когда Веста изловила предмет своего тайного обожания, то никакого свитка в его руках не обнаружила. Эсбер, с невозмутимым видом оттирал измазанные чернилами, пальцы.
— Где тебя носит? — преисполненная гнева бывшая ведьма поволокла его к окну.
— Меня?.. Я чернила сушил, — сложник обезоруживающе улыбнулся, причем той самой улыбкой, от которой млел почти весь слабый пол Синельска.
Веста устремила мечтательный взор к потолку и томно вздохнула.
— Эй, ты что, Ястребинку вспомнил?
— Кого?
— По-моему мы здесь загостились, — покачал головой служитель муз.
Он сгреб в охапку сундук и уже сам поволок друга к окну.
— Подожди!.. — Веста мысленно вынырнула из накрывшей ее с головой волны нежности. — В общем так! Сначала прыгаю я. Затем, ты кидаешь мне сундук, а вслед прыгаешь сам. Стог стоит не под окном, чуть дальше. Будь осторожней.
— Понял, — кивнул головой светловолосый авантюрист.
Она отдала ему витень и, сделав глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, ринулась вниз. Последовавший мягкий шлепок и характерный шорох повествовали о том, что бывшая ведьма не промахнулась. Сложник всмотрелся в темные краски ночи, пытаясь определить расположение стога. Уловив некое движение, он прицелился и бросил сундук. По сдавленному ругательству стало ясно, что сундук попал по адресу и даже что-то отбил "адресату". Потом Эсбер воровато оглянулся, прислушался к тишине иногда нарушаемой треском огня, который доносился из единственной каменной чаши, распихал по карманам обнаруженные на одной из полок чистые свитки от Негадая и выпрыгнул из окна, при этом забыв погасить зажатый в его руке витень. Сноп сена мгновенно занялся языками пламени, а два авантюриста, с сундуком наперевес, прытко понеслись к воротам.
Пожарище, устроенное сложником и, в какой-то степени, ведьмой, потушили в предрассветные часы, когда на небе начали гаснуть звезды.
Поутру обитателями прикапища был обнаружен запертый в одной из каморок, рябой брат, не желающий говорить о том, что с ним приключилось, там же была найдена разбитая вдребезги статуэтка Геона, порчу которой тот час же приписали Будилко. Конечно, они могли обвинить во всем новеньких послушников, но те исчезли в неизвестном направлении.
Глава 8
Печальные перемены
После обеда правителю Руизу предстояла встреча со своим помощником и правой рукой, советником Карагганом. До аудиенции оставалось немного времени — как раз для того, чтобы облачиться в подбитый мехом кафтан, ведь предстоящий разговор должен был состояться подальше от чужих ушей, то есть в саду, где суровый ветер разбрасывался пригоршнями опавших листьев. Подобно многим западникам, Руиз так и не смог привыкнуть к довольно суровому климату Рекоставья. Его родные Летние Стороны славились щедрым солнцем и мягкими зимами. Точнее, год на западе разделялся на три сезона, самым длинным из которых являлась затяжная, бархатная осень, а снег считался чем-то из ряда вон выходящим.
