Решив усугубить огорчение Полины, охотник отвел ее в сторонку и начал внушать ядовитым шепотком:
— Это вы виноваты в случившемся. Ваша любовная переписка с вампиром привела к тому, что он почувствовал себя здесь хозяином.
— Тихон и прежде считал себя «властелином сих земель», если вы помните? — Полина не сдалась его убеждениям.
— Перестаньте его цитировать! Я больше не потерплю!
— Вы — истинный виновник трагедии. Посадили меня под замок, а сами пили до утра мадеру с Анисимом Герасимовичем! От вас разит вином.
— Нам надо как-то Пыжикову сообщить, и остальным, — Андрей уклонился от щекотливой темы.
— Анисим Герасимович — ваш закадычный друг, и упущенье тоже ваше… Вам и сообщать.
Стал накрапывать мелкий дождик, и Полина раскрыла зонт, спрятала от Андрея свое неподвижное лицо с застывшими глазами. В плену тяжелых размышлений, она, не замечая под ногами мелких лужиц, дошла до дома.
— Сегодня мы поедем на охоту вместе! — Андрей догнал ее, и она резко обернулась, из-под зонтика показался тонкий профиль ее порозовевшего от переживаний лица.
— Сперва проспитесь, — больше на него не глядя, Полина стала перебирать ключи на связке.
— Я вполне готов сейчас поехать.
— А мне нужен час на сборы, — открыв дверь нужным ключом, Полина вошла в дом и заперла дверь на щеколду с обратной стороны.
Убийцу я нашел довольно быстро, и без особого труда. На заре он нисколько не ожидал вторжения в свою нору. Я вытащил его за ноги из-под корней гигантского дерева. Он пытался отбиться, даже выхватил нож из кармана драных штанов, но барахтался молча, без визга. Ему некого было звать на помощь.
Почти не запомнил я его измазанного глиной лица, память запечатлела лишь впалые щеки, блеклые выпученные глаза и пожелтевшие клыки. Но я отлично помню его тощее полуголое туловище с сильно раздувшимся животом; длинные и костлявые, как у мартышки, конечности, покрытые отчетливым рельефом вен. Свалявшиеся волосы чужака были вроде бы светлыми, но к ним пристало сколько грязи разных оттенков желтого и коричневого, что я не стану подавать мимолетный вывод как утверждение.
Я вырвал сердце из его груди. Оно несколько раз трепыхнулось в моей руке, продолжая биться, и замерло.
«…Мечтаю подержать в руках
Еще живое сердце мертвого вампира»
Будто заново прочел я строчки из письма Полины.
Я бы доставил ей трофей, но в растревоженном, испуганном городе было чересчур опасно, да и сердце злодея больше не было живым.
Понимая, что поступил с излишней по вампирским меркам жестокостью по отношению к собрату, который охотился не на моей территории, я в очередной раз задумался над тем, какой жизни хочу.
Я вроде брезгую становиться предателем своего народа, но разве я еще не он? Или точнее — в какой степени я еще не «пес» человеческий? Свободен, не приручен, и убиваю собратьев по собственному произволению? Но убиваю ведь. Сидит, значит, во мне «песья душонка», как говорит о вампирах Седьмого отдела мой атаман. И кому я верен больше — еще ему, или уже Полине? Чьи просьбы выполняю? И нельзя ли обойтись без исполнения чьих — то просьб? Стать действительно свободным?
Но куда приведет настоящая свобода? Неужели, в ней опущусь до состояния омерзительной твари, которую прикончил только что. Или все-таки сумею остаться прежним?
И что делать, если перемены во мне уже начались?
Сердце убитого вампира я принес Демьяну, а труп злодея запихнул под корни в яму, из которой он был извлечен, и забросал ветками. Атаман еще не лег спать. Он скрывался от рассвета на дне ущелья, возле горной реки — сидел, одетый в доспехи, на большом гранитной камне, подогнув одну ногу, и вытянув другую, и задумчиво смотрел на розовые от зари скалы.
Меня он поприветствовал стоя, как обычно делал я при его приближении.
— Он пересек границу и дрался со мной, — отчитался я, вложив остывшее сердце в железные рукавицы Демьяна.
— Я вроде бы просил всех пришлых оставлять людишкам и волчонкам, — напомнил атаман, прищуривая левый глаз.
— Но этот напал. Мне пришлось защищаться.
Демьян спокойно кивнул, что означало мое избавление от вины.
— Я знал его… Федька был отменным воином, — с задумчивой медлительностью слов промолвил атаман, прежде чем скормить угрям мой трофей.
«Мне стало жутко от его слов. Неужели, все мы рано или поздно превратимся в таких «Федек» — жалких уродцев, узнать в которых прежних героев можно разве что по кровавому запаху».
— Тишка! — в заботливом волнении окликнул меня Демьян.
Не знаю, догадывался ли он, как оскорбляет меня такое обращение; возможно, он специально меня унижал. Я не ждал, что однажды атаман станет величать меня Тихоном Игнатьевичем, но «Тишка» — это было слишком.
— Слушаю, государь, — я скрыл недовольство.
— Ты хотя бы немножко поел? — спросил он, подойдя на расстояние полусогнутой руки.
— Нет, побрезговал чужаком… Мне он показался вшивым.
— И давно твое брюхо пустует?
— С Настены.
— Ты страшно отощал, Тишка. Не ешь, не спишь. Поглядел бы на себя, — Демьян пощупал мои руки и щеки.
— Оловянный таз оккупировала пернатая ведьма, а речная вода быстра, в ней толком не разглядеть отраженья.
— Знать бы, по ком ты сохнешь, — проворчал Демьян, всматриваясь в мои глаза.
— По прошлой жизни, государь, — вздохнул я, потупившись.
— Мне впору отвести тебя от городища, послать туда другого.
— Я разведал все лазейки, другого там поймают.
— Хошь там охоться, разрешаю. Токмо осторожен будь, — Демьян пропустил меня на горную тропку, ведущую к пещере.
Ночью я выбрал для засады прочную дубовую ветку, нависшую над звериной тропой. Вспомнив все-таки о голоде, я поджидал добычу. Но вместо громадных голубовато — серых оленей с рогами до крупа, чей запах привел меня сюда, на тропе показались знакомые всадники.
— С волками было бы проще его найти, — Андрей пришел к вполне естественному выводу. — Думаю, напрасно мы не взяли собак, — прибавил он, помедлив.
— Собаки его боятся, — возразила Полина.
«Похоже, в Волочаровске все разговоры ведутся обо мне, такой популярности я не знал и в Петербурге».
Не могу объяснить, что на меня нашло в тот момент, это было нечто непознаваемое. Я прыгнул на Полину, сбил ее с лошади. У меня было время — секунды две на то, чтобы перегрызть ей горло, но я отпустил ее и побежал в лес, рассчитывая на погоню. Предположение оправдалось. Андрей «клюнул на удочку» — кинулся за мной.
