Window Dark - Время Красной Струны

Очевидно, она имела в виду, ожившее тело, мучившееся от жажды.

— Легко, — улыбнулся я. — Чего оно желает? Пить! Мы принесём ему пить, а оно пропустит нас. А может быть, — и я снова подмигнул, — оно проведёт нас к самой Красной Струне.

— А где мы ей пить раздобудем? — осторожно поинтересовалась Инна.

— Купим, — торжествующе сказал я и вытащил припасённую пятирублёвку. — Ну, давайте, выкладывайте, у кого сколько есть.

У Эрики нашлось десять копеек, у Инны полтинник. Колька только выразительно похлопал по карманам. Все капиталы ушли на билеты до города.

— Ничё себе, — возмутился я. — А как вы обратно в лагерь ехать собирались? Билеты они ведь денежек стоят.

— Я собиралась зайти домой, — сказала Инна.

— Я тоже, — кивнула Эрика.

Колька ничего не сказал. Если он и не собирался заходить домой, то об обратной дороге точно не задумывался.

— Естественно, — скептически хмыкнул я, напирая на не слишком высокий умственный уровень тех, с кем мне довелось искать Красную Струну.

— Подожди, — спросила Эрика. — Если у тебя всего лишь пятёрка, то как ты сам собирался возвращаться? Билет до лагеря стоит семнадцать-восемьдесят.

Тут пришлось покраснеть и мне. Но я всегда знал, что лучший выход из постыдной ситуации — немедленные действия.

— Не беда, — отмахнулся я. — Ничего покупать не будем. Если сушняк умучал товарища из подвала по-настоящему, он привередничать не станет. Нальём воды в бутылку, он и от этого будет на седьмом небе от счастья.

И я принялся доставать из ближайшей урны пластиковые бутылки. Тщательно изучив извлечённые сокровища, я остановил свой выбор на зелёной двухлитровке «Спрайта».

— А вода? — напомнила Инна.

Да, с водой получался напряг. Прошли те времена, когда на улицах выставляли бесплатные фонтанчики с питьевой водой. Но, словно по заказу, мой взгляд упёрся в чёрную змею, обвивавшую ножку соседней скамейки. Не веря удаче, я подскочил туда и вытянул холодный резиновый шланг. Из криво отрезанного горлышка сочилась слабая струйка воды. Не прошло и пяти секунд, а первые капли уже заливисто грохотали по пластиковому дну.

— Видали, — со значением кивнул я, словно появление шланга являлось исключительно моей заслугой, — а вы говорили.

Я снова был главным. Во мне снова видели командира. Все скромно ждали, когда я снова поведу их вниз на поиски Красной Струны.

Мягко светится оранжевое время. Время зрелости, словно кожура спелого апельсина. Но впереди посвистывает метель. Первые снежинки уже неподалёку. Всё сильнее ветер. Всё настойчивее холод. И душа в желании найти тепло расстаётся с памятью, позволяя метели запорошивать всё новые и новые участки.

Время, когда гаснут настоящие имена.

— Пить, — прохрипело неведомое существо.

Я нагнулся и протянул бутылку с водой, внутренне содрогаясь от ужаса и омерзения. Тело, лежащее у моих ног, может и не умирало когда-то, однако, по всей вероятности, подверглось жесткой операции по сдиранию кожи и большей части мяса. После такого обычно не выживают. Да и оставшаяся плоть предстала мне в весьма подгнившем состоянии. А нюхнули б вы воздух, отравленный испарениями изуродованной твари… Наверное, тогда вы просто попросили бы меня больше не вспоминать об этой встрече.

Костяные пальцы, на которых ещё чудом удерживались кусочки плоти, сомкнулись, без труда обхватив бутылку одной рукой. Вот ведь загребущий размерчик. Я немедленно выпустил тяжёлый сосуд и отодвинулся на расстояние, казавшееся мне безопасным.

— Держись, Куба, — в три голоса раздались шепотки группы поддержки, скромно топтавшейся в отдалении у самой лестницы. Им-то легко говорить, а у меня каждый нерв натянулся до предела. Влажно дышащая тьма вокруг. Только гниющее тело озаряет ближайшие просторы мертвенным фосфором. И хлещет себе из горла, будто не пило с доисторических времён. Вода булькала и холодно поблёскивающими сгустками выпрыгивала из бутылки, чтобы закончить свой путь, свалившись в неправдоподобно широкий рот странного существа. Оно гулко глотало, отхаркивалось, похрипывало чем-то в пробитой груди. А я стоял и прикидывал, как нам его обойти и отправиться дальше. Дверь, возле которой на плане нарисовали блестящую молнию, пряталась где-то неподалёку. Сейчас существо напьётся, утихомирится, и мы спокойно пройдём мимо. Не будет же оно рвать на кусочки своих спасителей от жгучей жажды.

Существо рыгнуло и резким рывком село. И я подумал, что пройти дальше будет не так-то просто. Огромная уродливая голова страшилища клацнула зубами на уровне моей шеи. Нет-нет, оно не бросилось на меня, просто отгрызло пластиковый верх бутыли и принялось хлестать более глубокими глотками. Но к тому, кто зубами мог без особого труда отхватить горлышко двухлитровой ёмкости, я не испытывал особого доверия.

Положение усложнилось. Однако, подвал же огромный. И если мы по широкой дуге обходя…

Существо скрипнуло костями и ловко встало на ноги. И я подумал, что самое разумное будет немедленно отступить.

Бутылка опустела. Ободранный великан отбросил её в непроглядную мглистую даль и очень нехорошо улыбнулся. Сердце испугано ёкнуло. И тут сзади раздался топоток. Враги коварно подобрались с тыла.

Испугаться по-настоящему я не успел. Слева от меня объявилась Эрика, справа Колька. Затылок поглаживало тёплое дыхание Говоровской.

— Вам понравилось? — спросила Эрика. Голос её дрожал.

Великан улыбнулся ещё страшнее и прокашлялся. Витиеватые сгустки слюны разлетелись по сторонам. Один размазался по моей рубахе, и я подумал, что, наверное, вряд ли её когда-нибудь надену ещё раз. Потом страшилище развернулось и противными шлепками шагов удалилось. Мерцающее сияние, напоминающее фосфорный блеск, погасло вдали. Вот тогда и стало понятно, что такое абсолютная тьма.

— Ну, как водится, — проворчал я. — Напились и ушли. Ни спасибо вам, Егор Ильич, ни до свиданья.

— Ты же говорил, Куба, что оно отведёт нас к Красной Струне, — подала голос Говоровская.

— Отведёт, — кивнул я. — Куда-то ещё отведёт. Но ты, — в моём тоне проснулось ехидство, — ещё успеваешь его догнать. Вперёд, Говоровская. Как знать, может, ты достигнешь Красной Струны самой первой.

Говоровская вздохнула и осталась. Никто не хотел бежать за страшным великаном. Все помнили его весьма недружелюбную улыбку.