По дороге к домику Грехен росла трава-мурава, мягкая как ковер, по которой пройдешь и она тут же поднимается, словно и не ступала здесь нога человека. Всегда завидовала этому — у меня такую не посадишь, во-первых, вымощенная булыжником площадь, во-вторых, земли нет, сразу ступени и порог.
К домику подошли беззвучно. Люсинда поднялась первая, но едва подняла руку, чтобы в дверь постучать, как та распахнулась, открывая нам освещенный свечой силуэт Грехен:
— Телль, Люси, девочки, рада вас видеть, — произнесла старая ведьма.
Через несколько минут мы уже сидели на кухоньке. Я разложила булочки. Люсинда сходила в подвал и принесла варенье из лесных ягод и трав. Грехен сделала всем чай. Травяной, вкусный, хоть и слегка горчил.
Мы помолчали о Мадине, а потом Грехен повернулась ко мне и тихо спросила:
— Телль, девочка, что у тебя случилось?
Я хотела было ответить, но стоило вспомнить про белого мага и сказанное им, как горло словно спазмом сжала. Сглотнув, огляделась по сторонам, пытаясь успокоиться, заметила в углу кухни на полу корзинку накрытую белым полотеньчиком на котором был вышит кот… Мадина вышивать любила, и чаще всего своего любимого черного кота Гардэма… Почему-то пожалела, что не взяла хранителя с собой. С другой стороны он же теперь белый, нервировал бы хранителя Грехем, который черной змеей свернулся на пороге кухоньки, слушая наш разговор.
И тут что-то кольнуло меня опять.
Что-то странное, непонятное.
Что-то такое… несоответствие. Мы ведь с Люсиндой вместе пришли, и выглядела она не менее подавленно, чем я.
Повернувшись к седой сгорбленной старой ведьме, я напряженно спросила:
— Грехен, а почему ты решила, что у меня что-то случилось?
Глаза у старой ведьмы были тусклые, старческие, но стоило мне спросить, как в глубине их словно что-то свернуло… странно.
— А что у меня уже может случиться? — горько усмехнувшись, спросила Люсинда. — Белый выродок наполовину меня выпил, так что я теперь даже орден Света не интересую, я…
Ее голос сорвался.
Люсинда молча взяла чашку, отхлебнула пару глотков, затем отставив ее. взяла булочку и, отщипывая мелкие кусочки сдобы, продолжила:
— Грехен, ты сегодня когда ко мне заходила, обмолвилась, что отец у тебя был магом высокого звания, даже и не помню, к чему ты это сказала… — Ведьма призадумалась. — Совсем память подводить стала… Ну да не а этом суть Я, как ты и просила, зашла вечером Телль проведать, а там маг к ней как раз наведался. Постояла, подождала пока уйдет, потом уже вошла, а на девочке и лица нет.
Нахмурившись, словно пыталась что-то вспомнить, Люсинда отставила булочку. Потом подняла взгляд на Грехен… На лице ее промелькнуло что-то непонятное, но тряхнув головой ведьма словно отогнала мысли, нахмурилась снова.
— Что-то не так, деточка? — спросила Грехен.
Снова махнув головой, Люсинда произнесла:
— Такое ощущение, что мне это уже все снилось. Ты, стол, чай этот, булочка, только Телльки не было, а так…
— Нет, деточка, давно ты ко мне не заходила, — улыбнулась Грехен.
— Что-то рано тебя память подводить стала, Люсенька.
Люсинда кивнула, взяла чашку, начала чай жадно пить.
А у меня почему-то всяческое желание пить, чай в домике старой ведьмы пропало! Напрочь. И взгляд снова к корзинке метнулся. И могу поклясться — я эту корзинку уже видела. Точно видела! Вот только, кажется, не здесь.
— Так что за проблемы у тебя, Теллечка? — участливо спросила Грехен.
Медленно переведя взгляд на нее, с удивлением заметила черные пряди в еще недавно совершенно седых волосах. А между тем Люсинда жадно пила чай. я же… я же разглядела едва заметную трещинку в фарфоре. И волосы у Люсинды словно становились все более седыми…
— Моему отцу было сто двадцать лет, когда я родилась, — неожиданно нормальным, без какого-либо старческого дребезжания голосом, произнесла Грехен.
Не слушая ведьму, я протянула руку и с силой вырвала чашку из будто бы окаменевших рук Люсинды. Ведьма не отреагировала, продолжая держать пустой воздух словно чашу, и она хлебала воображаемый чай с отсутствующим видом…
— Моя мать была очень неопытной ведьмочкой, — продолжила Грехен, посмеиваясь при виде происходящего, — она не сумела определить уровень силы заманенного мага, и зачала меня даже не подозревая, что использовали как раз именно ее.
Мне захотелось вскочить, заорать, попытаться дать отпор, но все что я могла, это с трудом повернув голову, в ужасе смотреть на Грехен!
— Дивный чай, не правда ли? — ведьма, не такая уж и старая, белозубо мне улыбнулась. — Отец любил поить им глупых студентов, приезжавших отдать дань уважения величайшему из магов современности… Папочка прожил до двухсот пятидесяти, а студентики гибли молодыми.
Она расхохоталась и продолжила:
— Удивлена, что я черная? Напрасно — отец просто любил экспериментировать, вот и захотел проверить, какой источник победит, поэтому и отдал меня матери. А когда я прошла посвящение и стала черной, пришел и выпил ее, а меня стал обучать как белую. И у него получилось, а я научилась пить других.
Меня затрясло от ужаса.
— Знаешь, Грехен подалась вперед, протянула ладонь, коснулась моих волос, провела пальцами по щеке, — я все думала, что моему белому источнику пришел конец. Видишь ли поглощать белых магов не сложно, но они не биполярны, и мой белый источник медленно угасал… Но тут появилась ты!
Ведьма откинула голову и расхохоталась. Смех становился все громче и громче, и вдруг резко оборвался, не достигнув высшей точки, а сама Грехен нахмурилась и резко повернулась к своему черному хранителю.
Змей приподнялся, высунул раздвоенный красный язык, и прошипел:
— Человек. Смертный. Один. Совершенно один. Вокруг никого на милю.
Грехен, побарабанив ноготками по столу, задумчиво произнесла:
— Как интересно.
И почти сразу раздался стук в двери. Я же сидела и не могла даже пошевелиться, но была надежда — безумная надежда, что это пришел кто-то из жителей Бриджуотера за зельем, и Грехен сейчас выйдет к нему, а я приложу максимум усилий, чтобы сбросить с себя оцепенение, и тогда, возможно, мне удастся спастись и…
В следующее мгновение, я четко осознала, что предпочла бы сдохнуть бесславно тут на месте, чем услышать этот голос, который произнес:
— Госпожа Салиес, я прошу прошения за беспокойство в столь поздний час, но не могли бы вы мне помочь?!
Потому что голос принадлежал… морде!
Моему морде! Который был здесь. Один. Совершенно один. Вокруг никого на милю! Нет-нет, Тьма, прошу тебя, только не он! Я же ничего не смогу сделать, совершенно ничего!
