– А ты как думал? Боль препарат тебе снял, но повреждения-то никуда не делись.
– Зачем тогда я вообще эту гадость глотал? – возмутился Макс.
– А из леса бы ты на корячках выползал? У меня и так сил в обрез хватило. – Постепенно начали возвращаться оттенки цветов, и мир перестал напоминать плоскую чёрно-белую фотографию плохого качества. – Глаза отводить – не мешки с цементом грузить, но я бы не сказал, что намного легче.
– Так ты глаза отводил? – удивился Николай.
– Ну.
– А почему эти зверюги нас не унюхали?
– Это только называется «глаза отвести». Скрытых заклинанием все видят и слышат, на них просто не обращают внимания. Немного настороженности – и эти чары бесполезны.
– А ты так и людей обмануть можешь? – Николай кинул на землю окурок и присыпал его сверху снегом.
– Могу, но подействует не на всякого. Только на очень невнимательного или усталого. На людей морок наводят. – Я медленно поднялся на ноги и опёрся о лыжную палку – моментально закружилась голова. – Морок я тоже навёл, только совсем простенький. На случай, если какой-нибудь упёртый сугробник пойдёт по следам и уткнется прямо в нас. В этом случае он должен был увидеть три растущие рядом осины.
– Круто...
– Круто, кто спорит. Но я теперь еле на ногах стою. – Я посмотрел на Макса – этот тоже не ходок. Что делать? Ждать, пока попутный обоз не пойдёт?
Я оглядел дорогу. Пусто. Но следы полозьев и копыт совсем свежие. Только остановит ли кто-нибудь сани при виде нашей троицы? Вряд ли. А то ещё и пальнёт для острастки. Но тут мне в голову пришла неплохая идея.
– Коля, помоги Максу добраться вон до тех кустов. Будем попутку караулить.
– До каких? Тех, которые у пригорка? – Ветрицкий дотронулся до уха и вздрогнул: на пальцах остались пятнышки крови.
– Угу. – Меня заинтересовал именно этот пригорок. Кони быстро в горку тянуть не смогут, и у нас будет время найти общий язык с возницей. – Макс, падай туда и отдыхай. Только на дорогу не высовывайся.
– Да чтоб тебя! – с досады ругнулся Николай, нагнувшись, зачерпнул полпригоршни снега и приложил к уху.
– Что случилось? – скосился на него Макс.
– Веткой серьгу зацепил.
– Не вырвал? – Меньше всего мне сейчас хотелось возиться с разорванным ухом.
– Нет, надорвал немного. – Николай швырнул заляпанный кровью снег под ноги.
– Ничего, до свадьбы заживёт, – успокоился я. Главное, чтобы заражения не было.
– Не цеплял бы серьгу, ухо целее было бы. – Макса серьга явно раздражала. – А то ходишь, как нефор какой.
– Хочу и хожу, – вспыхнул Ветрицкий. – Тебе какое дело?
– Да никакого, – усмехнулся Макс. – Хоть кольцо в нос вдень, я тебе и слова не скажу.
– Вот и помолчи тогда, гоп.
– Сам помолчи, нефор.
Немного постояв, я подхватил свой мешок и, покачиваясь, поплёлся за парнями. Если Макс заляжет за наметённым сугробом, с дороги его видно не будет. Коля сможет занять позицию на пригорке в ельнике, а я закопаюсь в снег где-нибудь на середине подъёма.
– Мне куда? – Ветрицкий помог доковылять Максу и спустился ко мне.
– Иди наверх, без меня не высовывайся. Подсядем к кому-нибудь, через пару часов в Волчьем логе будем. – Я передал ему свои лыжи и вещмешок.
– Хорошо бы, а то этот гоп меня уже достал.
– Гопы, быдло... – поморщился я. – Когда навешиваешь ярлык, начинаешь думать, что человек так и будет себя вести. Но ярлык – это всегда обобщение. И тот, кого ты окрестил «гопом», запросто может тебя озадачить.
– Но он и есть самый натуральный гоп, – не понял меня Ветрицкий и закашлялся.
– Это ты считаешь его гопом. А кто-то может считать гопом тебя.
– Меня? – удивился Николай.
– Тебя, – кивнул я, решив немного поболтать и отдышаться – всё лучше, чем в сугробе лежать. – Был у меня один знакомый музыкант – весь из себя панковый. На голове гребень, на шее на цепочке вилка болтается. И другие парни в группе ему под стать. Выступали они однажды в очень продвинутом клубе, а мы с другом пошли их послушать, ну и пивка заодно попить. С деньгами тогда напряг был, поэтому пиво по шестнадцать рублей за бутылку в баре брать не стали, а сгоняли одного из музыкантов за разливным. Полторашка тогда рублей десять стоила, не больше. Сидим, значит, за столиком впятером: три музыканта и я с корешем. Музыка долбит, не слышно даже того, что тебе в ухо кричат. Соску с пивом, понятно дело, по кругу передаём. И в перерыве между песнями из-за соседнего столика доносится: «Ё-моё, ну и гопы!». Понял?
– И что я понять должен? – выпятил нижнюю губу Николай.
– Терпимей надо быть, вот что.
– Я подумаю над этим.
– Подумай. А ещё раз в рейде занозитесь, оба огребёте. – Надо это дело пресекать, пока один другому мозги не выбил.
– Я, что ли, первый начал?
– Без разницы, кто начал. Всё, давай, дуй наверх. – Я подтолкнул Ветрицкого в спину. – И не кашляй, когда сани рядом будут. Лады?
– Постараюсь, – буркнул Николай и зашагал вверх по склону.
Я покачал головой и, разбежавшись, выпрыгнул с дороги на обочину. Снегу здесь оказалось по пояс. В самый раз: и вылезать легко будет, и укрыться есть где. Немного отползя от дороги, мне удалось устроиться рядом с покачивающим под порывами ветра сухими пачками семян кленом. В глазах мелькали чёрные точки, но силы восстановились почти полностью. Только про колдовство на недельку лучше забыть.
Холодно. Колючий ветер то и дело забирался под фуфайку, выдувая последние крохи согретого телом воздуха. Скорость ветра постепенно увеличивалась, и по просеке побежала позёмка. Что-то стало холодать... Я достал из внутреннего кармана фуфайки фляжку, свернул колпачок и глотнул. Хорошо! Сразу стало теплее, головная боль немного стихла, но увлекаться этим делом не стоит, можно и заснуть. С сожалением убрав фляжку, я поудобней устроился в снегу, повернувшись к ветру спиной. Блин, а двое суток-то уже прошло? А, чёрт с ним, с этим «Синим лекарем»! Даст бог, не сдохну. Как это меня задолбало! Бегаешь, ползаешь, а всё без толку – оно мне надо? Плюнуть бы и свалить куда подальше. Только вот куда? Усмехнувшись, я прогнал хандру – не дождётесь! – и насторожился: издалека донёсся волчий вой. Совсем обнаглели серые, посреди дня из лесу выходят. Как бы нам на них не нарваться.
Минут через пятнадцать-двадцать послышался тихий перезвон бубенцов. Вот мы и дождались попутки. Немного погодя стал слышен глухой стук копыт и всхрапывание лошадей. Кто это к нам пожаловал? Сани-розвальни – одна штука, возница – одна штука. Очень удачно! Пропустив сани, которые неторопливым бегом тянули две коняги непонятной серой масти, я дождался, пока они не замедлят своего хода на подъёме, выполз на дорогу и махнул рукой Ветрицкому. Тот выскочил из кустов как чёртик из коробочки.