— Ты слишком напряжена, пора расслабиться и отпустить свои сомнения. Долина трех лучей не падет.
— Конечно, не падет! Зря я что ли распинался вам о тактике и способах боя при попытке захвата и последующей гибели двух других долин.
На подоконнике, согнув в колене одну ногу и оперевшись ей о деревянную опору, полу сидел, полу лежал молодой мужчина. Глаза его, как и густые волосы, были невероятного розового оттенка, что не убавляло мужественности этого изящного существа. Ловко соскользнув со своего насеста, при приземлении чуть подпрыгнув, он быстро зашагал к своим друзьям.
— Я в истории копаюсь целыми днями, у нас все шансы выстоять.
— Милый, не всегда поучительное прошлое может обеспечить счастливое будущее. Живым свойственно повторять свои промахи и ошибки.
— Ты это сейчас назвала меня бесполезным, — сощурился феникс, — я не какой-то там летописец, я хранитель истории. Я вижу все события как наяву. Могу отправить свой разум в любое время и место. Я вижу все!
— Ну, прям всемогущий бог! — усмехнулась девушка.
— А как же. Я само совершенство.
— Ты всезнайка и кичишься этим. Знать обо всем скучно, жизнь становится пресной.
— Ну ты и поганка. Я могу видеть все прошлое, но это не значит, что сейчас я знаю всю историю. Просто по желанию могу узнать, как, впрочем, тут же и забыть.
— Без тебя знаю, розовый. Не учи ученого, — наигранно грозно возмутилась девушка, но глаза ее все еще были грустны.
Феникс фыркнул и показал жрице язык, что неимоверно рассмешило девушку. Маг же сдержанно улыбнулся.
— Тебя ждут, а нашей главной жрице пора на боковую, — заботливо погладив девушку по голове, беловолосый маг мягко, но настойчиво повел ее вглубь покоев.
— А сам-то чего к ней липнешь. Отпусти, и я провожу нашу драгоценность.
— Эй, я здесь.
— Знаю, златоглазая, — нежный бархат слов и легкая улыбка, а потом чуть раздраженное, — Ласк, иди-ка ты в библиотеку… книжки читать.
— Я и без этого все знаю, — отнекивался феникс, все так же идя следом за друзьями.
Маг сурово взглянул на парня. Вот тут-то хранитель истории понял, что переборщил с навязчивостью.
— А! Ну это… я пыль пойду вытру, у других же руки не доходят, — съехидничал на последок и вышел.
Дождавшись, когда шаги в коридоре стихнут, воин наклонился и низко выдохнул.
— Останься со мной.
— Я и так с тобой.
— Нет, милая, ты со всеми. А я хочу, чтоб ты отпустила щемящее твое сердце беспокойство и волнение. Ты всегда одна и в то же время окружена многими. Ты одинока, но всегда среди друзей. Твоим эмоциям нет выхода. Так не может продолжаться. Останься сегодня со мной. Я развею все твои страхи и помогу забыть, кто мы, стоящие на краю неизбежных перемен. Мы создадим свой новый мир, свою истину в нем.
— Ты не любишь меня, я знаю, — сглатывая тугой комок в горле, прошептала обреченно жрица, — не путай меня еще больше. Я не хочу мучиться содеянным, как не хочу сожалеть о несовершенном. Я в тупике и дверь захлопнулась позади. Как бы я не хотела, но ключ давно потерян в глубине моих сомнений и твоей удушающей безответности. Не дуй на угли моих чувств, они скоро истлеют, не тревожь их дуновением своей благосклонности. Ты рискуешь не потушить разгоревшееся пламя. Оно выжжет меня и испепелит все нити связывающие нас. Не хочу стать монстром.
— Не станешь. Ты мое спасение из серого и бездушного существования. Ты учишь меня чувствовать. То, что убил во мне отец и вождь племени Кашир. Ты оживляешь мою душу. Я верю, что любовь придет ко мне, ведь ты даришь ее мне бескорыстно. Она спасет меня.
— Или проклянет обоих, — тихо шепнул голос, но не был услышан.
— Пойдем, Дана.
Имя! Это мое имя! Внутри все сжалось, очертания воспоминаний поплыли, сливаясь в непонятное нечто. Уже выныривая из памяти мага, до меня долетели слова, того, прошлого воина, что хотел любить, но не мог.
— Я поклянусь пред небом и землей, пред жизнью и смертью, что ты моя. Моя, до заката мира. Моя жена.
* * *
Я резко открыла глаза. Тусклое голубое свечение и звезды, заглядывающие сквозь узоры плетеной крыши. Еще не рассвело. Мысли путаются. Где я? Я у Сапфировых ив. Осмотревшись, поняла, что все еще спят.
Снаружи тихо и спокойно. Щебечут птицы, взывая к приближающемуся светилу. А меня пробивает мелкая дрожь. Кто была та жрица? Почему Ласкан и Тариван были там? Они же впервые встретились в прошлом лунном месяце, как и я с ними. Это не имеет смысла, это просто сон, навеянный переживаниями. Да, так и есть. Обмен чистым сознанием не проходит бесследно. Ведь…
Мои мысли на тему: «Ведь это не могла быть я!» прервали голоса, идущие откуда-то снизу. Стараясь бесшумно ступать, я подошла к выходу и свесилась с небольшой площадки перед домом. Там стояла Иба, но ее собеседника я не видела, зато отчетливо слышала.
— Ты не можешь меня осуждать, — звенящий мужской шепот. Интересно чей?
— Зачем, хранитель? Ты пытался убрать свое безумие? — и тишина, неужели меня обнаружили.
Быстренько залезла назад на площадку. Постой-ка, хранитель?!
— Вижу, что права. Но ритуал прошел не так, как было задумано. Ты избавился от ненавистной тебе части, но цена слишком высока, не так ли? — кажется, пронесло.
— Круг был неполным, моя ошибка.
Горгулья разорви! Это Тар!
— Или все же не твоя? — подозрительно осведомилась дриада.
— Есть разница?
— Есть, хранитель, и большая. Ваша магия разнится, как и ваш разум. Пока ты не примиришься сам с собой, ничего не изменится.
Скрип веток. Темень, она поднимается.
— Да, хранитель! Береги скорбящую. Она последняя в этом мире. Нельзя дать ей уйти за край. Помни мои слова.
Вот теперь я окончательно запуталась и в то же время кое-что прояснилось. Я знала, что он хочет избавиться от моего Ванюши, но то, что воин начал действовать, для меня шок. Этого нельзя допустить, я скорее помогу Малышу запихать маньяка на задворки его сознания, чем молча буду наблюдать за тем, как маг кромсает свое второе «я».
— Скорбящая…
А-а-а-а! Спалилась! Вот нельзя было выворачивать свой мозг наизнанку, скрывшись с места преступления. Ой и дура!
— Э-э-э… хранительница рощи, — и глупая улыбка на лице.
— Это не должно было достигнуть твоих ушей, но таково решение вождя.
Она даже не расстроилась. Странные они, дриады.
— Почему вождя?
— Он мог сказать мне о твоем присутствии, но не стал, значит, так надо.
Какая безоговорочная вера в исполина.
— Скорбящая, окажи нам честь.
— С удовольствием, — воодушевилась я сменой темы разговора, — а какую?
