Шум, гомон, стук кубков…
— Разреши мне уйти, — шепнул Гарав Тарику. Морэдайн оглянулся через плечо — он с кем–то разговаривал:
— Конечно. Найдёшь дорогу?
— Да, найду.
— Не броди по коридорам, тут… — Тарик поморщился. — В общем, не броди. Иди, ложись. Утром я подниму.
Ни на кого не глядя, Гарав молча выбрался из–за стола. Его шатало, словно он выпил не два глотка, а полбочонка — и не вина, а эльфийского коньяка[67]. Тарик и его собеседник смотрели вслед.
— Как бы он не прирезал тебя ночью, — сказал Тарику второй морэдайн. — Я слышал, он северянин, оруженосец Эйнора — того, любимчика Нарака. Ну, который сейчас… — морэдайн не договорил, только глаза поднял.
— Жалко мальчишку, — ответил Тарик просто. — И не прирежет он меня. Он сейчас даже сам–то зарезаться не может, глаза — и те пустые, как у больного щенка… Ну ладно. Я попробую что–то исправить, раз уж Ангмар его пощадил. Не жить же мальчишке вот таким, наизнанку вывернутым, так и перчатка долго не пролежит, тянет исправить. А человек… Не первый же случай.
— Проводи, — махнул рукой морэдайн своему оруженосцу на тащащегося через зал Гарава. Мальчишка без споров поднялся, нагнал ровесника и без навязчивости или насмешки пошёл рядом. А собеседник снова повернулся к Тарику: — А мы ещё погуляем, верно?
— Да, — кивнул Тарик. Меня не очень–то тянет в коридоры.
— Почему ты не поменяешь комнаты? — поморщился собеседник.
Тарик не ответил.
Глава 23,
в которой Гарав знакомится с Ломион Мелиссэ и обдумывает сделку.
Гарав проснулся от того, что был в комнате не один.
И тот, кто находился рядом, был не морэдайн Тарик.
Гарав сел.
Он дрожал и был мокрый, как мышь.
Он не помнил сна. Да и не хотел помнить. Так он думал в первые секунды после пробуждения… а потом понял, что в комнате КТО–ТО ЕСТЬ.
— Кто тут? — позвал он.
Тишина.
— Кто? — голос изменил и сорвался.
ПОЧЕМУ ВНУТРИ ТАК ТЕМНО? Горела же лампа над входом!!! Он точно помнит — горела, когда ложился!!!
— Кто здесь?! — вскрикнул Гарав, наощупь хватая меч (как защиту, движение уже стало привычным, надо же…). — Кто?!
На миг он отчаянно захотел проснуться. Но это был не сон. И никого в комнате не было… никого ТАКОГО, кому мог бы повредить меч.
— Нет, — Гарав уронил оружие, и оно тонко, беспомощно звякнуло — в хозяине не было ничего, кроме страха. Мальчишка отшатнулся на кровать и пополз, отталкиваясь ногами, к подушке, в угол. — Нет, не надо… не трогай меня… пожалуйста… — он тихо завыл, вжимаясь в каменную стену. — Кто нибу–у–удь… Уйди, уйди, не надо!!!
Тьма усмехнулась. Надвинулась. Навалилась. И… и ушла.
Прорезалось ночным прямоугольником окно. Послышались отдалённые звуки в зале внизу. Снаружи шёл дождь. Обычный дождь над Карн Думом, крепостью и столицей Ангмара.
Но что это было?
Странно. Гарав никогда не боялся темноты и умеренно боялся разных существ, которые — по рассказам у костра — в ней прячутся. Даже не верил в них, просто жутковато было представлять себе… Но НИ РАЗУ в жизни эта жуть не подчиняла его.
Он медленно поднял голову. И вдруг вспомнил совсем не «страшилку», а книжку, прочитанную когда–то. Автор писал, что, если в каком–то одном месте погибает много людей — или погибают люди в течение долгого времени — место пропитывается болью и страхом и начинает ЖИТЬ само. И даже ПОРОЖДАТЬ…
Сколько людей умерло в этом жутком месте?! Какие тени по ночам выползают из щелей?!
Снова пришёл озноб. Но Гарав больше не был беспомощной жертвой. Он быстро спустил ноги на пол и нашарил меч. Зажмурился. Ну же. Ну же, помоги мне. Я знаю, что я трус и что я не достоин… но помоги!
Он не знал, кого просил.
Но песня пришла…
…И полёт журавлика будет прям, как тысячу лет назад…
Мирозданью плевать, кто в небесный сад, кто на нары…
Всё равно — полёт журавлика прям, как и тысячу лет назад!
Так улетай, журавушка, улетай — саё нара…
…— Я иду, — процедил Гарав, на миг становясь прежним.
Но мига было мало.
Поиграть хочешь, усмехнулась, снова оживая, тёмная тишь. Поиграй. Побегай. Посуетись и помаши мечом. Ты всё равно будешь лежать мёртвый, как и все. А ЗНАЕШЬ, КТО ТЕБЯ УБЬЁТ? ХОЧЕШЬ — СКАЖУ?
— Я иду, — повторил Гарав. Повесил на место ножны с ножом. Сцепил зубы и пошёл наружу.
В коридоре стало полегче, душу отпустило. Гарав посмотрел влево и увидел в свете факела кровь. Кровь на каменном полу. Алую маслянистую лужу. Он уже хорошо знал, как выглядит кровь. И не мог ошибиться.
Потом — прямо на глазах — она исчезла…
…ИЛИ КАМНИ ВПИТАЛИ ЕЁ?
Или… не впитали, а… А ВЫПИЛИ?
Теряя решимость, Гарав шарахнулся обратно в комнату и закрыл дверь. Зубы стучали. Где же Тарик?! Ну где хоть кто–то?!
— Кто здесь? — уже с безнадёжным ужасом спросил он. Ясно было, что сил пробежать по коридору — к людям — не хватит.
И произошло самое страшное.
Он услышал ответ.
— Я, — словно колокольчик прозвенел — и из темноты в зеленоватом свечении выступила женщина.
Она была красива, эта… нет, не эльфийка. Похожа на эльфийку… и на человека тоже. Гарав не мог различить, во что она одета — какой–то белёсый лёгкий туман, изменчивый и летящий. Но лицо — лицо не запомнить было невозможно.
Красива? Нет. Прекрасна.
И в то же время в её красоте было что–то жуткое. Как большой жирный червяк, видный на просвет солнца в крупном, налитом соком яблоке.
— Ты кто? — спросил Гарав, пятясь. Наткнулся на кровать и сел. Даже шлёпнулся скорей, вцепившись руками в матрац так, словно кровать грозила вылететь из–под него. — Кто? — повторил он с отчаяньем, не в силах оторвать глаз от — совсем рядом! — прекрасного лица.
— Ломион Мелиссэ, — был ответ.
Колокольчики смеха прозвенели в темноте. Отовсюду.
Без сил Гарав упал на кровать и зажмурился.
* * *
Тарик не выспался и был хмур. Почти не ел, брезгливо крошил хлеб и пил, морщась, вино — словно глотал расплавленный свинец. Ясно было, что у морэдайн тяжёлое похмелье. Гарав честно попытался ему прислуживать (в конце концов, он не видел от Тарика ничего плохого), но рыцарь поморщился:
— Сядь, не бегай вокруг — и поешь.
С утра в зале почти никого не было, только на соломе у стены спали, громко и разноголосо храпя, несколько вдребезги пьяных холмовиков. Их стол был обрыган и залит вином, там лениво возились с тряпками какие–то хмурые личности — не то рабы, не то слуги. За дверью слышались голоса, стучали шаги — людские и конские, где–то вдали иногда трубил хриплый рог. Что–то ритмично грохало. И вообще — всё как–то не очень походило на мрачную обитель зла, если честно.
