Ночь только начала вступать в свои права, а Бравин уже покинул гостеприимное пространство возле небольшого костра и, захватив Малого и Мора-Заморыша, двинулся вперед. Мимо наспех, без всякого плана поставленных палаток, мимо танцующих кругов света костров к ничем не примечательному шатру лекаря Итланы. Должен же быть у такой знатной персоны собственный шатер? Должен. Именно туда и шел мастер заклинаний проверить собственное здоровье. Прихватил с собой охрану в виде Карающего и слугу-человека. Вытереть там чего, поднести-вынести, кто знает, где может пригодиться. А всё остальное? Домыслы, не иначе.
Внутри шатра было тесно. В принципе, какая должность, столько и места. Навстречу из полумрака с низким поклоном шагнул сам хозяин:
— Заждался я Вас, мастер. Еще б чуть-чуть и послал бы слугу, без Вашей помощи не получается ничего.
Извиняющая улыбка, ещё один полупоклон, и жест рукой, предлагающий гостям пройти к лежащему в дальнем от входа углу больному.
— Плох он. Очень плох.
Бравин кивнул Малому и, подтолкнув Мора внутрь, зашел сам. Карающий вышел наружу — в этот раз заклинателю могло не хватить сил на то, чтобы следить за окрестностями.
— Он вообще в сознание не приходил? — Бравин поднял бледную холодную руку больного, замеряя пульс. Слабое, неровное сердцебиение — плохой симптом.
— Не могу ответить точно, мастер. Мог и очнуться, пока меня не было. Раненых же много, не мог ведь я сидеть с ним всё время.
Бравин прервал извинения.
— Ясно. Что ещё можешь рассказать?
Лекарь кивнул и, снизив голос до предела, так что даже находившимся рядом с ним гостям слышно стало еле-еле, продолжил:
— Сначала была высокая температура, я её травяным сбором снял. Потом началась рвота. Тяжелая, в любой момент мог захлебнуться, так что пришлось к нему санитара поставить, — и, предвосхитив вопрос, добавил. — Надёжного, болтать не станет. Да там и не о чем болтать. Так вот, рвало весь вчерашний день, а сегодня, когда отступать начали, еще больше укачало, думал, не доживет до ночи.
— Справился?
— Обижаете, мастер. Сначала корень аира и валерьяны, сдобренный ромашкой, душицей с мятой. Потом, когда чуть полегчало, настой из пырея, льна и ятрышника.
— Паслен добавлял?
— Не рискнул, и без того полегчало. Вот только пульс стал слабеть, и задыхаться он стал. Боюсь, если ничего не сделать, то до утра он не доживёт. Так что, если Вы не поможете…
Бравин кивнул.
— Поможем. Молодец, а теперь погуляй пока. Пошли за госпожой, только не болтай лишнего. Ушей вокруг слишком много…
Дождавшись, когда поклонившийся лекарь вышел из шатра, Бравин бросил:
— Давай, Заморыш. Держи его за плечи, и упаси тебя Свет сделать хоть что-нибудь лишнее. Только если я скажу. Понял? — и, дождавшись ответного кивка, добавил. — Слишком мало у него сейчас резервов. Тахо уходит из тела, если ничего не сделать, не помогут все эти настои и растирания. Надо добавить ему сил, насытить энергией клетки. Боюсь только, что я сейчас не в той форме.
Человек пожал плечами.
— Он вообще мог не дожить до этой ночи. А может, и не дотянуть до утра, так лекарь сказал? Так что мы теряем?
— Ничего, — согласился Бравин. — Ничего. Только Итлану дождемся. Если он умрет, она должна видеть.
— Чтобы потом не обвинять?
— Дурак, — мастер заклинаний зло посмотрел на горбатого. — Чтобы проводить в последний путь.
…
— Миледи, плохо не то, что у нас мало энергии, плохо то, что мы её не умеем толком применять. С людьми всё проще, триста лет опыта дают о себе знать, а перенос личности Алифи — ритуал неопробованный. Если бы не крайние обстоятельства, я бы за такое вообще не взялся, но сейчас выбирать не приходится. Держи плечи…, — это Бравин уже ко мне обратился. — Да успокойся ты уже!
Меня трясло. Мышцы рук, обнявших расслабленные плечи Глыбы, свело судорогой, пальцы вцепились в чужое тело — не вырвать. Запоздалая волна раскаяния?
— Успокойся, — вновь прошипел Алифи. — Кем бы тебе не приходился этот капитан — поздно. Это тело уже не его, он умер, ушел к Свету и во имя Света. У тебя сейчас простой выбор, или разреветься над ним и дать ему умереть, или помочь мне. Слышишь меня?
Я постарался кивнуть, медленно, через силу заставляя себя разжать сведенные пальцы. Мизинец. Безымянный. Так, будто не палец убираю, а скалы двигаю.
— Быстрее. Всё, — Бравин смахнул мою руку с тела больного. — Ты со мной? Поможешь? Или совсем расклеился?
Раздражение явственно пробивалось в его тихом голосе, вот только что мне было с его раздражения?
Я кивнул и заставил себя ответить:
— Я справлюсь.
Конечно, справлюсь. Иначе зачем вообще отдавали Глыбу этому проклятому Свету?
— Справлюсь.
— Хорошо. Возьмёшь его за плечи, только медленно. Твоя задача — контролировать Тахо. Знаю, что ты этого никогда не делал, но у меня нет времени тебя учить. Я буду медленно вливать в него силу, а ты будешь следить, чтобы она не разорвала его изнутри. Если почувствуешь, что поток слишком силен, тяни энергию на себя. Только медленно. Слышишь? Медленно. Тебе не нужны его кости и мясо на руках. Ты не лекарь, ты — страховка, не более того. Думаю, что справлюсь и без твоей помощи, но сейчас я слишком устал, а рисковать нельзя, — Бравин говорил медленно, так, будто он не мне, даже не Итлане, а себе объяснял. Себя, а не нас уговаривал, что ничего не случится. — Будь моя воля, подождал бы до утра, но, боюсь, он не выдержит. Сейчас ему нужны песня пути и песня цели, а у меня есть только огрызки сил и ты. Ты понял, что от тебя нужно?
Если честно, я не понял ничего или почти ничего. Что это за песни, какое отношение они имеют к моим обязанностям и в чем они, эти обязанности, будут заключаться?
— Держать за плечи, — я постарался вспомнить инструкции. Голос уже почти не дрожал. — Держать за плечи и следить. Ты будешь вливать в него Тахо, а если поток силы начнет разрушать его тело, я должен подстраховать и начать оттягивать на себя излишки. Это я понял. Только причем тут какие-то песни?
— Вот и молодец, — Бравин не обратил внимания на мой последний вопрос.
Он достал переносную курительницу, влил туда жидкости из нескольких захваченных с собой флаконов, одним жестом заставил закипеть полученный раствор. Вдохнул широко раскрывшимися ноздрями неожиданно сильный запах. Я не хотел следовать его примеру, но…
Пахло весной. Зеленой травой. Бегущим ручьем. Пахло древесными почками, дорогой, а еще чуть-чуть цветами. Похоже, яблони? И чуть горьковатой сливы? Но особенно сильно — жизнью. Такой, что захотелось сделать еще один вдох. И еще. Всей грудью. Хотелось засмеяться, несмотря ни на что, и казалось, что именно сейчас — лучший повод. Когда ещё, если не сейчас?
