Насмешливый дворец приготовил ей рядом, за первой же дверью, возле которой, прикорнув на холсте, коротала она ночь, роскошную спальню с умопомрачительной, похожей на храм, кроватью в середине его ковровых просторов. Обойдя кругом необъятное и необозримое ложе, на котором, наверное, можно было бы без затруднений нравственного порядка уложить десять пар молодоженов, Золотинка догадалась вдруг, что найдет в смежном покое накрытый к завтраку стол. Эту мысль подсказал ей занывший спозаранку желудок.
И точно, раздвинув тяжелые занавеси, Золотинка вступила в роскошный пиршественный покой, где тянулись уставленные яствами столы. Рассчитанные скорее уж не на молодоженов, а на целые орды счастливых своей многочисленностью семейств.
Золотинка пощипала чего-то с краю, не присаживаясь, а потом кинулась назад, вообразив в испуге, что не найдет больше красного коридора. Но все оставалось на месте, включая надежно запертую дверь.
Разве что добавилась еще одна картина: «Пигалик Жихан дивится избыточной щедрости дворца». Только что возникшее полотно изображало отставшее на ничтожную долю часа прошлое: Золотинка, затерявшийся в огромном пиршественном покое пигалик, общипывала пирожное. Пирожное трудно было разглядеть, но Золотинка точно знала, что это было, потому что губы ее и сейчас еще липли от сладкого.
Так что можно было перевести дух и возвратиться к прерванному завтраку. За столом, впрочем, Золотинка не задержалась, а прошла далее в оружейную палату, такую просторную, что дальний ее конец лежал на расстоянии хорошего выстрела из лука. Здесь, видно, отоспавшийся и сытый молодожен, впрочем, как и отец семейства или всякий другой человек в любом ином состоянии и звании, мог бы заняться полезными телу упражнениями: поднимать гири, бегать, вращать мечи и стрелять из лука.
Что же дальше? Уместно было бы предположить — баня. Что-нибудь вроде рукотворного моря с подогретой водой и искусственным небом. А потом, очевидно, опять спальня, столовая, палата для упражнений и баня. Баню Золотинка искать не стала, а свернула к окнам и нашла выход на волю, под затянутое тучами небо.
Моросил дождь, мокрая мостовая смотровой площадки холодила ноги; это был не балкон даже — огражденная и обихоженная крыша какой-то пристройки в виде неправильного четырехугольника. На многие версты вокруг открывались окрестности, хмурые леса и взгорья; заросли едулопов у подножия крепостного холма влажно блестели жестяными листьями.
Перейдя на другую сторону, Золотинка увидела дорогу, палаточный городок заставы. А внизу, на склонах холма, с полсотни пеших и конных. Золотинка признала носилки и столпника в серых одеждах — он лежал пластом, ослабевший от истощения. Где-то рядом следовало, по видимости, искать и Замора.
При взгляде сверху, где притаилась за каменным забралом Золотинка, люди различались между собой лишь одеждой и ухватками. Если бы Золотинка видела Замора прежде — не на постели в ночной рубахе, а во всем блеске власти — она бы, несомненно, признала его знаменитое стеганное полукафтанье темно-зеленого бархата и шапку с широким верхом. Но судью Приказа надворной охраны можно было угадать и по особому, суетливому вниманию приближенных, по малоприметному или явному движению среди витязей и приказных, которое вызывали слово и жест этого человека. Нечто знакомое уже, отгаданное еще тогда, ночью, проглядывало в его замороженной надменной повадке.
Замор, получается, столковался с искателями или, может быть, отнял у них отшельника силой без всяких хитростей. Искателей, во всяком случае, к дворцу не подпускали, их нигде не было видно, а люди Замора явились всем скопом, на заставе, надо думать, осталась только стража.
Восемь человек при мечах подняли носилки с безразлично возлежащим на них праведником и после нескольких шагов приостановились. Причиной новой задержки служило, по видимости, скрытое от Золотинки происшествие, люди Замора смотрели не на отшельника, а мимо, в сторону дворца.
— Приветствую вас в благословенном месте! — донесся среди молчания голос.
— Голочел, это вы? — удивился Замор, выступая вперед.
— Кто же еще?
— Я не это хотел сказать. Рад, что вы живы. И проживете еще сто лет, потому что мы уже вас похоронили.
— Поднимайтесь ко мне, ваша милость. Обещаю полнейшую неприкосновенность. Я тут как дома.
— А кто это с вами? — уклонился от предложения Замор.
— Девушка необыкновенных достоинств. То есть она безумно меня любит… Любишь меня, Селина?
Ответа Золотинка не разобрала, но, верно, он был.
— Где ваши люди? — продолжал допрашивать Замор.
— Не будем их поминать, ваша милость. Они оказались слабаки.
— Все четырнадцать? — усомнился судья.
— Все четырнадцать. Поднимайтесь, Замор, поднимайтесь. Вы промокните, сейчас хлынет, посмотрите на небо.
Человек в зеленом полукафтанье обвел глазами низко просевшие, набухшие облака и взялся за край носилок в полуосознанном побуждении двинуться вместе с отрядом разведчиков. Однако он колебался.
— Голочел, — крикнул один из носильщиков, — почему вас так долго не было? Мы заждались.
— Разве долго? Это было упоительное мгновение. Все, что говорят о блуждающих дворцах, — правда.
— Все? — вмешался Замор.
— Все до последнего слова. Поднимайтесь, сейчас хлынет; вон катится валом пена дождя, что-то страшное. Сейчас, сейчас грянет буря. А здесь тепло и сухо. Бочки золота, питья и жратвы — подавись. Баба, правда, только одна. Да и та влюбленная.
Ливень еще не хлынул, но резкие порыва ветра с завыванием несли сорванную с деревьев листву и мусор, растерзанные ветром едулопы изгибались волнами и пронзительно, до оглушения дребезжали. Люди отворачивали лица и, переступая, чтобы устоять, заворачивались в рвущиеся из рук плащи; рубаха и портки отшельника на носилках промокли и потемнели. А тесно обступившие судью приспешники, склоняясь друг к другу, кричали, как пьяные, чтобы донести возникшие у них соображения.
С грохотом, стеной подступал ливень. Судья Замор оглянулся и махнул рукой. Носильщики устремились на крутую лестницу без перил, что вела на нижнюю, обводную стену крепости. Несколько раз едва не опрокинули они в спешке бездеятельно скользящего по мокрому ложу отшельника — и полого брошенный над землей ливень ударил жестокой сечкой, все замутилось и исчезло во взбаламученной мгле. Последнее, что увидела Золотинка, подаваясь назад к распахнутой с громовым ударом двери, — Замор взбежал на залитые водой ступеньки и ухватился за край носилок, вверяя себя покровительству святого.
