— Ах, госпожа, как это любезно с вашей стороны: навестить больных, которые уже на краю гибели.
Ишад потянулась за кольцом, но ее бывший помощник нейтрализовал ее усилие. Хаут намеревался сам распорядиться доставшимся ему предметом.
Похоже, Ишад недооценила то, что крылось внутри Хаута, она вдруг оказалась в другом месте, исполненном крови и мутной воды с корочкой льда. Огромные врата были распахнуты настежь так, точно некий великан пробивался сквозь них.
Место отдохновения Нико! Как она очутилась здесь… уж наверняка не силой Хаута.
Послышался смех, который ранил ее душу.
— Роксана!
Да, это была Роксана, но сквозь врата прошлепало нечто бесформенное и огромное, угнездившееся в красивом теле Тасфалена.
И это существо… частью высокородный смертный лорд, частью ведьма и немного Хаут… протянуло руку, точно собиралось проводить ее на некий официальный прием.
Встретившись с этими глазами, Ишад прижала руки к груди, зная, что стоит ей коснуться Тасфалена, и она может навсегда остаться здесь пленницей. Именно здесь потерял Джанни последнее самообладание и повел себя предсказуемо, на радость тем, кто продолжал держать его нежитью.
На нее смотрели узкие золотые глаза, в глубине которых горел пурпурный огонь, что, как знала Ишад, являлось плохим признаком.
Скованными от напряжения ногами она сумела сделать шаг назад и глянула сначала на землю, а потом на небосвод, готовя заклинания, столь хорошо действовавшие в Санктуарии, но значительно более слабые здесь.
Похожий на звезду луг Нико, некогда зеленый и пасторально-идиллический, это сосредоточение отдохновения, сейчас был скован морозом, и его серо-коричневую поверхность избороздили льдинки. Деревья, раньше шелестевшие листвой, ныне тянули свои перекрученные, искореженные сучья к небу, напоминая видом людей, а стонами котят, которых безжалостно топят.
Ручей, некогда русло жизни Нико, теперь был в пятнах красного, голубого, розового и золотого. Посередине текла кровь, а по бокам вились магия и вера Нико, вера встающих за ним богов.
— Пойдем, возлюбленная моя, — звал ее Тасфален. — Ты прекрасна, нас ждут на пирушке. — Он бросил взгляд на деревья. — Ветви клонятся под тяжестью зрелых и сладких плодов.
Ишад знала, что единственным спасением для нее был ручей.
Мудрость шептала ей, что нужно выпить воды, и, даже не представляя возможных последствий, боясь потерять голову или стать жертвой гипноза, Ишад стремительно вошла по колено в воду.
Наклонившись, она стала пить.
Оторвавшись от воды, Ишад заметила на другой стороне ручья Нико со спокойным, безмятежным лицом. Он быстро, по-мальчишески улыбнулся, и Ишад отметила, что он в полном боевом снаряжении, в узорчатой кирасе, с кинжалом и мечом, выкованными Владыкой Грез.
— Так это сон? — спросила Ишад, чувствуя, как ледяная вода отдает четырьмя различными вкусами, и слыша, как участилось сзади тяжелое дыхание и стук шагов, которые никак не могли принадлежать Тасфалену.
— Не поворачивайся, — предупредил Нико, будто бывалый воин, обучающий новичка. — Не смотри и не слушай. В конце концов, это мое место.
— А как же я? Воин, меня ведь здесь нет, как нет и тебя.
— Зато есть они. Я знаю. — Во взгляде бандаранского воина не чувствовалось раздражения, а читалось лишь внутреннее спокойствие. Прямо на глазах его облик изменился, словно пройдя через все ступени пыток: глаза закатились, ввалились щеки, стали лиловыми потрескавшиеся губы, зубы из красивых и сильных превратились в жалкое их подобие, а шрамы и порезы налились кровью.
Но вот, точно по мановению волшебной палочки, перед Ишад снова очутился красивый мужчина.
— Знаешь, а у тебя прекрасная душа, — зазвучат его голос. — Я вижу ее.
Шаги не то Тасфалена, не то еще кого-то послышались ближе, зашлепали по воде. Ишад едва удержалась, чтобы не повернуться к твари лицом и не вступить в бой, а пальцы ее непроизвольно сложились в фигуру для контрзаклинаний.
Нико успокаивающе покачал головой.
— Не бойся, это мое место. Я рад приветствовать тебя здесь, ведь, когда мне нужна была помощь и когда риск был слишком серьезен для смертных, ты пыталась мне помочь. Я не забыл.
— Ты умер? — прямо спросила Ишад, зная, что поступает невежливо.
Нико наморщил густые брови:
— Нет, я уверен, что нет. Я собираю обратно то, что мне принадлежит…
Позади него возникло подобие огненного столпа. Даже не оглядываясь, воин знал, что оно там.
— Верь мне. Мы похороним Джанни как надо. Ты, кто уберегла его от худшего, не можешь не быть здесь.
— А… это? — Ишад имела в виду то, что крылось за ней. Волосы у нее на голове встали дыбом, в горле внезапно пересохло. Глаза затуманились, точно переполнились слезами, да так оно, впрочем, и было.
— Мы отправим их туда, где им место, здесь им не жить. Ты сама разберешься с ними в Миру.
Должно быть, он заметил, как Ишад вздрогнула, поскольку вытянул вперед лишенную шрамов руку, словно ее никогда не касался бушевавший в нем демон.
— Роксана — это нечто… особенное. Я свободен от всего, но только не от собственных чувств, и не прошу за это прощения. От имени Роксаны я прошу милости у тебя.
— Милости! — Ишад от удивления едва не расхохоталась. Эта тварь, частью Хаут, частью Тасфален (который умер и в которого вселилась Роксана, если Ишад правильно понимала правила, по которым велись магические игры Нико), дышала ей в затылок, намереваясь откусить ей голову или завладеть душой. Она якшалась с демоном, действовала заодно с дьяволами, крала огонь из рук верховных магов типа Рэндала и даже пыталась применить его против Ишад. Некромантка была твердо убеждена, что причиной всему было таящееся в Роксане зло. Теперь же Нико просил помиловать ведьму, превратившую его жизнь в сущий ад. Она сама оказала бы ему милости не больше, чем принесла бы с собой смерть.
— Именно так, милости. Я не похож на тебя, но мы помогли друг другу. Терпение и равновесие суть добро и зло, и каждое входит друг в друга, как часть и целое.
Видевшая чересчур много зла в своей жизни, Ишад покачала головой:
— Или же ты мертв, или же по-прежнему не властен над собой.
— Послушай. — Нико перешел на жаргон наемников:
— Все одно и то же: нет добра без зла, нет равновесия… нет маат. Теряя одно, мы теряем и другое, такова жизнь. Что же касается смерти, мы получаем то, чего ждем.
— А чего ждешь ты? — Теперь Ишад осознала, что Нико не был ни наивен, ни беспомощен, ни тем более неразумен. — Чего ты ждешь от меня?
— Милосердия, я ведь уже сказал тебе. — Огненный столп позади Нико стал более прозрачным и принялся покачиваться из стороны в сторону, подобно храмовой танцовщице во время ритуального танца. — Милосердия к подобным тебе ради памяти и ради равновесия в мире. А теперь мы освободим Джанни.
