— Мне выпала самая легкая задача, — с усмешкой сказала Канилла.
— Завидуешь? — без малейшей подначки поинтересовалась Яна.
— Скорее уж наоборот, Янка, — серьезно сказала Канилла. — Прости за откровенность, но я в глубине души чуточку рада, что задача мне досталась самая легкая. Не придется взваливать на хрупкие девичьи плечи тяжкую ношу. В невысоких чинах есть свое преимущество.
— Ничего, — сказал Сварог. — Дорастешь до высоких чинов, обязательно тяжкая ноша появится.
— Умеете вы утешить и ободрить, командир.
Перехватив их многозначительные взгляды, Сварог с превеликой охотой наполнил их рюмки эликсиром изобретения короля Кардоша, так и не удостоенного за это памятника неблагодарными потомками. Сам налил до краев вместительный бокал и жахнул, по-гвардейски отставив локоть, по гвардейскому же обычаю пренебрегая закуской. Медленно отпускало нешуточное напряжение — но горечи и боли не убавилось...
Так обстояло и потом, когда уселись за стол. Яна с Каниллой лишь пригубливали эликсир короля Кардоша, а Сварог опрокидывал полные бокалы. Порой это помогало в такие вот минуты, а порой и нет, как обстояло и сейчас, словно в песок лил. Ни Яна, ни Канилла при всем их уме и доброте не могли его понять, никогда такого сами не испытывали — когда человек, которого ты послал на верную смерть, с ней и встретился. От того, что он знал, на что идет, нисколечко не легче...
Не помогали и песни, но он, как не раз прежде, бил по струнам:
— Над могилами нашими обелисков не ставили.
Может, мы еще встретимся в нашем отчем краю.
То ли в море уплыли мы, то ли в небе растаяли,
Но, погибнув за Родину, мы — живые в строю...
Всегда в строю. Брат Ролан как раз и растаял в небе. В чужом небе. Он стоял у Сварога перед глазами, невозмутимый, всегда готовый к бою, и вновь звучал его голос, слова, сказанные, когда они после уничтожения Радианта улетали с Нериады: «Лорд Сварог, после того как вы закрыли Великому Мастеру пути на Тал ар, любой приверженец Единого Творца у вас в долгу. А за долги чести полагается платить...»
Вот боевой монах и заплатил...
Потом без всякого перехода — как это свойственно изрядно поддавшим гитаристам — заиграл гораздо более бравурное, врезал марш Акабарского гвардейского полка:
— Я воспитан был в строю, а испытан был в бою, украшает грудь мою много ран.
Этот шрам получен в драке, а другой — в лихой атаке, в ночь, когда гремел во мраке барабан!
Окружающее не троилось, даже не двоилось, но пьян он был уже изрядно. Что ж, у Яны среди прочих ценных качеств имелось и такое: когда он (что случалось все же редко) не просто выпивал, а откровенно надирался, вот как сейчас, Яна никогда не попрекала его ни словом, ни взглядом, разве что смотрела участливо с хорошо скрытой грустью. И заботливо предлагала: «Ты бы закусывал...»
Пьян изрядно. Ничего страшного, ни капли безалаберности — откуда ей взяться в такой момент? На боевом дежурстве оставалась Яна — ей и должен был доложить Мяус, она в случае прямой угрозы, какой-либо серьезной агрессии и даст команду на старт и «Бешеному Жнецу», и «Вихрю». Сварог передал ей пароли — а Мяус получил должный приказ, который принял без малейших возражений: в его программе ничего не говорилось о запрещении королю Хелльстада передавать кому бы то ни было какую-то часть своих полномочий. И дозволения не было — но что не запрещено...
Вот он, Мяус, истуканчиком сидит у двери, со свойственным роботам величайшим терпением ждет приказаний. Золотому Коту такое не в новинку: он часто присутствовал как на застольях покойного короля с удостоенными приглашения к столу гостями, так и при дружеском общении Фаларена с очередной красоткой — разве что, когда общение перемещалось в постель, король его отправлял восвояси, все же соблюдая некие собственные правила приличия.
Яна впервые за все время унылого застолья сказала:
— Ты бы закусывал... Пора бы...
— Закуска — совершенно неуместный порой атрибут, — ответил Сварог. — Ну ее к черту...
Налил себе полный бокал, уже проливая на скатерть, отправил келимас по принадлежности и взглянул на часы в затейливой золотой оправе — опять-таки наследство предшественника. Уже пошел пятый час после разведки боем, а ответа до сих пор нет, Семел сохраняет полнейшее спокойствие, подобно Мяусу и Золотым Обезьянам. Означает ли это, что там больше нет разумных существ, что остались только роботы, не умеющие проявлять инициативу? Нет смысла ломать голову, рано...
Эту «Балладу об ускакавшем рыцаре» чаше всего пел здешний военный народ, поминая погибших, так что она была как нельзя более к месту. Вот только Сварог сам чувствовал, что язык у него заплетается почище морского узла. И поставил виолон, прислонил к вычурной ножке стула. Получилось неуклюже, инструмент с жалобным блямканьем струн обрушился на пол. Пренебрегая этим, Сварог налил себе еще, посмотрел на девушек и произнес вроде бы членораздельно:
— Девчонки, вы золотые, но как я вам завидую... Вам не приходилось никого посылать на смерть и, дай бог, не придется, а вот мне, душа чует, случится еще не раз... Прекрасно понимаешь, что на войне другого выхода нет... А тут вдобавок неизвестно еще, есть ли война, но это ничего не меняет...
— Ты бы закусывал... — сказала Яна.
— И Мяусу никогда не придется, — упрямо продолжал Сварог. — Вот кому легко живется: понятия не имеет, что такое смерть...
И налил себе еще, совершенно не щадя скатерть.
Глава VIII
ПЕСТРЫЙ ФЛАГ КАПИТУЛЯЦИИ
Пробуждение было кошмарным.
В голове увлеченно рубилась с лязгом и звоном стали целая орава то ли рыцарей, то ли просто разбойников. Разлепив глаза, он некоторое время привязывал себя к реальности, к точным географическим координатам — и наконец, после парочки неудачных попыток сфокусировал взгляд, увидев высоко над собой изумрудного цвета потолок в красивых узорах белой лепнины. Теперь он знал, на какой планете находится: лежит на необозримой королевской постели в Изумрудной спальне Вен-тордерана. Уже кое-что.
Справа послышались раскаты грома — вернее, легкие шаги появившейся в поле зрения Яны, уже полностью одетой, только без повседневных украшений. Яна присела на краешек постели, посмотрела на него без малейшей укоризны — на ее лице не было и тени озабоченности, одна легонькая насмешка, как всегда в случаях такого его пробуждения. Это позволяло сделать некоторые умозаключения, Сварог оказался на них способен, хотя из всего организма, обездвиженного жутким похмельем, двигаться могли только глаза. Портьеры обоих окон оказались плотно задернутыми, он не мог определить время. Проговорил слабым голосом:
— Который час?
Губы тоже, вот радость, могли двигаться.
— Без трех минут полдень, — ангельским голоском сообщила Яна.
— Значит, все спокойно? — спросил Сварог (оказалось, он способен испытывать радость и облегчение).
— Совершенно, — сказала Яна. — Прошло уже почти одиннадцать часов, а Семел не дает о себе знать. Может, там и на самом деле больше нет тех, кто способен управлять сложной машинерией? Остались только автоматические системы, согласно программам исправно сбивающие вошедшие в атмосферу чужие аппараты, но не имеющие приказа на ответный удар? Крепость королей тысячи лет работала самостоятельно...
— Бесполезно ломать голову, — выговорил Сварог, поморщился от этаких усилий.
— Трещит головушка? — поинтересовалась Яна.
— Еще как...
— Тебе принести нэльга или напоить эликсиром?
Душа просила доброго нэльга, но сейчас для такого
лекарства категорически не время...
— Эликсир, — сказал Сварог.
Яна принесла хрустальный графин с розовым эликсиром, налила в серебряную стопку и, осторожно приподняв голову Сварога, влила в него отрезвительное питье, не пролив ни капли — имелся некоторый опыт. Эликсир холодным щекочущим шариком прокатился по горлу, по телу от пяток до макушки прошла теплая волна, и Сварог как обычно почувствовал себя так, словно пил вчера только прохладительное. Сел на постели и огляделся. Лежал одетый, только сапоги стояли рядом с постелью.
