— Почему так? — спросила Алекс.
— У барона одиннадцать деревень, а у Гатомо одна. Вот и жмет из простого человека все соки. У богатого господина земледельцу всегда легче.
Александра внимательно выслушала очередной урок феодальной политэкономии. Потом спросила:
— У тебя ножницы есть?
— Есть, — удивилась служанка. — Вот, возьми.
Алекс распорола пояс и выложила на ладонь три серебряные монеты.
— Тебе.
— Что это? — испугалась служанка. — Откуда?
— У разбойников взял на поляне. Это твоя доля.
— За что?
— За то, что помогла их прикончить, — начала перечислять Александра. — За то, что предупредила о том, чтобы молчал об этом. Ну и вообще…
Она заводила руками, стараясь подобрать подходящие слова:
— Надо нам вместе держаться. Помогать друг другу. В баронском замке чуть не прибили. Что будет твориться у сегуна во дворце, и подумать страшно. Вот я и решил, чтобы все у нас поровну было. Ты мне помогла, я тебе.
Женщина улыбнулась и с легкой грустью покачала головой.
— Будь я годков на десять помоложе, или ты на пяток постарше… Может, что и вышло бы у нас. Старая я, Алекс, для тебя.
Однако Александру и в прошлой жизни трудно было смутить, а уж если что вперлось в башку, то и кувалдой не вышибешь.
— Про мать свою я ничего не помню, — продолжала она. — Отцом тебе все равно не стать. Может, согласишься быть хотя бы тетей? Тетя Сима, звучит?
Симара рассмеялась, и прежде чем Алекс успела среагировать, схватила ее за уши и звонко чмокнула в лоб.
— Ну, спасибо, племянничек!
Она взяла монеты и, смахивая набежавшую слезу, стала убирать их куда-то в свои тряпки. Воспользовавшись тем, что женщина отвернулась, Александра достала письмо Шанако Гатомо и сунула за пазуху новой куртки.
— Если так, давай я твою старую куртку зашью. Смотри, тут дыра на дыре. Зачем ты ее вообще оставил?
— Так, — пожала она плечами. — Пригодится грязную работу делать.
Она отвернулась и, отодвинув занавесь, стала смотреть на дорогу. От хвоста каравана показался черноволосый всадник на вороном коне. И Александре показалось, что мимо их повозки медленно едет ее детская мечта. Саша Дрейк была просто без ума от Орландо Блума в роли эльфа из «Властелина колец». После выхода первого фильма, ее комната оказалась увешанной его фотографиями, стол забит статьями и вырезками из журналов. Даже с потолка улыбался эльфийский стрелок. Единственное, что не устраивало Дрейк, были светлые волосы. Кое-где Саша лично закрашивала их черным фломастером. Она с громадным нетерпением ждала выхода каждой новой картины этой серии, не жалея денег покупала корявые пиратские копии, лишь бы скорее лицезреть своего кумира.
И вот теперь этот светлый образ из бесконечно далекой жизни едет на лошади в пяти, нет уже в трех шагах от нее. Прекрасная бледная кожа, навевавшая мысль о красавцах — вампирах (Эдвард Калин из «Сумерек» или Деймон Сальватор из «Дневников Вампиров»). Прямой и дерзкий взгляд темно-карих глаз под густыми ровными бровями. Все то, что не нравилось ей в Блумовском Леголасе, здесь было исправлено! Черные волосы, длинные и густые! Более резкие и мужественные черты лица. У Александры перехватило дыхание. Наверное, так чувствовал бы себя Мышиный король из Щелкунчика, если бы отыскал орех Кракатук, потеряв зубы после жестокой цинги. Или кладоискатель, найдя по старой карте миллион советских рублей, или… Другие пришедшие на ум сравнения казались и вовсе неприличными.
Она проводила взглядом удалявшуюся спину в темном плаще, когда поняла, что к ее спине прижалась Симара и что-то горячо шепчет на ухо.
Алекс пошевелила плечами.
— Я говорю, погубит нашу госпожу, — сказала служанка, скорбно поджав губы. — Красавец этот.
— Красавец, — вздохнула Александра, все еще находясь под впечатлением от встречи с мечтой.
— Тебе что тоже нравится? — удивилась Симара, отодвигаясь.
— Как тебе сказать, — пробормотала Алекс, мучительно возвращаясь к реальности. — Будь я девчонкой… Он мне бы очень понравился!
Женщина поджала губы и умолкла, прислонившись спиной к стенке повозки. А у Александры пред глазами все еще стояло прекрасное бледное лицо в обрамлении длинных черных, как крылья ворона, волос. Исчезнувшая, кажется, навсегда личность Саши Дрейк вновь напомнила о себе, разбередив душу, уже начавшую осваиваться с новым телом. Она отвернулась и стала смотреть на дорогу, а слезы текли из голубых глаз, проделывая на щеках мокрые, блестящие дорожки.
Вдруг повозку резко подбросило на ухабе. Звякнула посуда в плетеном сундучке, Симара завалилась на бок, а Александра едва не вывалилась через бортик.
— Не дрова везешь! — крикнула она вознице.
Не слушая ее, он остановил повозку и слез с облучка.
— Пойдем, поможете. Господа обедать будут.
Алекс спрыгнула на землю, потянулась, прогоняя слезы и ненужные воспоминания. Вчетвером вместе со вторым возницей они воткнули четыре копья с натянутым легким полотном, поставили столик, два легких складных кресла. Возница с маленькой повозки принес большую корзину с продуктами.
— Расставь все и убирайся, — приказал барон Татсо, глядя, как Сайо не спеша прогуливается вдоль речушки.
— Как прикажете, мой господин, — поклонился слуга.
В это время второй возница вытащил из своей повозки еще одну корзину для соратников, расположившихся прямо на траве. На долю слуг пришлись по две черствых лепешки. Хорошо еще Симара умудрилась вскипятить воды в крошечном чайнике. Не сказав даже спасибо, слуги Татсо налили себе по чашке и отошли в строну.
— Видишь, какие гордые, — прокомментировала их поведение служанка. — С нами и чаю попить зазорно.
— Как хотят, — отмахнулась Александра, внимательно наблюдая за разговором господ. Она не слышала ни одного слова. Зато увидела, как молодой человек положил руку на ладонь девушки. Заметила это и Симара.
— Погубит девчонку, погубит, — озабоченно зашептала она. — А Сайо то совсем голову потеряла. Что творит! Несчастная, что творит. Ему же девятнадцать! А ей тринадцать всего! Закрутил девчонке голову, стервец волосатый!
— Четырнадцать скоро будет, — сама не зная зачем, возразила Александра, хотя ей тоже не нравилось то, что происходило за столом.
— Все равно, — гнула свое Симара. — Она же ребенок против него!
— Любовь, — буркнула Алекс, стараясь избавиться от очарования молодым бароном.
— Ты и впрямь дурак! — не выдержала женщина. — Это простолюдинке можно любовью болеть, пока отец дубиной не вылечит. Она же благородных кровей!
