снова приняла то же решение, что и мама, и сказала:
– Ладно. Летим.
Билеты, естественно, были в первый класс. Лизель по-прежнему злилась, и я тоже, но когда мы поднялись на борт и нам по пути к нашим креслам показали уединенную душевую кабину, сначала мы обе сидели молча, не обменявшись даже взглядом, а затем Лизель встала и ушла. Мысленно поборовшись с собой, я достала из кармана Мою Прелесть (она посмотрела на меня и без дальнейших возражений зарылась в покрывало) и нырнула вслед за Лизель.
Потом Лизель, разумеется, попыталась выудить у меня хоть какую-то информацию; вытираясь, она спросила:
– Ну, ты наконец расскажешь, что случилось? Почему Орион уехал?
И я уступила. Проще было рассказать ей все здесь и сейчас, и я рассказала. Потому что я не знала, что делать, а значит, нужно было попросить помощи – урок, который последний год в Шоломанче вбил в меня накрепко.
Поэтому я села на крышку унитаза и все выложила Лизель под рев самолетных моторов, стараясь не прислушиваться к словам, которые вытягивала из себя. Мне отчаянно хотелось, чтобы она фыркнула и сказала, что я идиотка, пренебрегающая очевидными вещами. Вместо этого, когда я закончила, Лизель подошла и села рядом, на узенькую скамейку под вешалкой для полотенец, и некоторое время просто смотрела в стенку и раздумывала, а затем покачала головой:
– Офелия очень умна. – В ее голосе звучало восхищение. Она встала, похлопала меня по плечу – типа «ничего не поделаешь, ну ты держись» и сказала: – Надо поспать.
Ибрагим и Джамал встретили нас в аэропорту, оба измучившиеся от тревоги. Мое появление их не особо воодушевило – что неудивительно, – просто к тревоге добавились замешательство и слабая надежда. По пути мы почти не разговаривали – я только спросила у Ибрагима о Якубе, и он, опустив глаза, сдержанно ответил: «Кажется, у него все хорошо». Может быть, именно поэтому ему так отчаянно хотелось выбить место в анклаве. Лично я бы сочла, что это слишком серьезно – звать другого человека в свой анклав, оторвав его от семьи и друзей. Я попыталась сбежать от Ориона, когда он предложил остаться со мной – по сути, то же самое, только наоборот. Этот долг ты будешь выплачивать до конца дней.
Кроме того, у Ибрагима и Якуба была дополнительная проблема; к какому бы клану они ни присоединились, на одного из них чужие родственники смотрели бы с презрением, да и окружающие зауряды тоже.
Но если Ибрагим сможет предложить место в дубайском анклаве – большом, с современными нравами, – это будет совсем другое дело. Там примут любого, вне зависимости от вероисповедания, национальности и других предпочтений, и позволят жить как хочется, лишь бы кандидат был достаточно могуществен либо мог заплатить за входной билет двадцатилетним запасом маны.
Вход в анклав находился в невысоком офисном здании напротив потрясающего небоскреба Бурдж-Халифа; половина дверей, мимо которых мы проходили, были никак не обозначены, и у меня возникло ощущение, что, будь это здание кораблем, оно опрокинулось бы от тяжести людей, рванувших к противоположному борту.
Прямо сейчас все эти непримечательные кабинеты были битком набиты членами анклава, которые в темноте обливались пóтом от страха. Они вернули все пространство, какое только могли, в реальный мир и спрятались в нем, но, разумеется, не удосужились провести в кабинеты воду или свет. А еще нужно было сидеть очень тихо, чтобы зауряды, занимающие остальные части здания, не полезли выяснять, что происходит.
Джамал отвел меня в большой конференц-зал в дальнем конце коридора, где собрались старшие маги анклава, за исключением прежних членов совета. В помещении стояла нестерпимая жара, несмотря на два ряда вентиляторов с резными деревянными лопастями, которые крутились сами по себе.
Дубайские волшебники встретили меня с непростительной, на их взгляд, лаконичностью; роскошный стол в зале буквально ломился от стоящей на нем еды – с этим пиршеством все сообща не управились бы и за неделю. Впрочем, никто толком не ел; мысль, что анклав вот-вот разрушится, лишила аппетита. Но хозяева настойчиво убеждали нас с Лизель поесть. Мне налили из прекрасного старинного чайника чашку чая, слабо отдающего заклинанием благорасположения. Я отставила чашку и грубо сказала:
– Я не чаи распивать приехала.
Конечно, они тут же принялись выяснять, действительно ли я имела в виду все то, что сказала Ибрагиму; они на все предлагали альтернативу. Я их, естественно, разочаровала.
– Нельзя просто нанять людей, – объяснила я. – То, что они выстроят, будет их домом.
– Дитя мое, – сказала старшая жена дедушки Джамала, – твой метод можно использовать для укрепления существующего основания анклава. Это обойдется гораздо дешевле.
– Без меня, – заявила я, и Лизель, шумно вздохнув, принялась объяснять им, из чего состоит «существующее основание». Я встала и пошла в туалет, пока они беседовали, чтобы не слушать ее объяснений и заодно всего остального – сдержанного выражения ужаса и деликатных расспросов касательно того, нельзя ли меня переубедить.
Очевидно, Лизель, Ибрагим и Джамал как-то сумели их удовлетворить; во всяком случае, когда я вернулась, никто больше не делал остроумных предложений. К счастью, некоторые приготовления были начаты заранее; свою роль сыграло пугающее осознание того, что им неизвестно, когда именно случится нападение, и еще одна, более страшная мысль: по части древности и стабильности их анклав находился гораздо ближе к Бангкоку и Сальте, чем к Лондону и Пекину. Скорее всего, он бы не устоял.
Дубайцам было бы нетрудно нанять помощников, даже без особых гарантий: стоит сказать «не исключено, что мы будем предлагать места в анклаве в обмен на двухлетний запас маны» – и тысяча горящих нетерпением волшебников в мгновение ока выстроятся у ворот, точно так же как они сбежались к лондонскому анклаву, едва пронесся слух. Нужно было лишь решиться и двинуться вперед, что заняло у членов дубайского анклава гораздо больше времени, чем хотела я, – и гораздо меньше, чем хотелось им, поскольку после пятнадцати минут оживленного обсуждения я решила, что с меня хватит.
– Я не стану сидеть здесь целый день и слушать, как вы спорите, что лучше – пустить в анклав плебеев или потерять его, – сказала я. – Если я вам не нужна, я пошла.
И тогда бабушка Джамала – младшая жена – воскликнула:
– Перестаньте спорить! Удар может произойти в любой момент, а нам всем придется войти внутрь, чтобы наложить заклинание.
Аргумент был веский – и других вариантов, кроме меня, они все равно не нашли, хотя, уверена, заплатили бы за них немало.
Поэтому меня наконец провели в обжигающе жаркую серверную, полную ревущих вентиляторов и плоских маленьких компьютеров, стоящих на металлических полках, и открыли узкую заднюю дверь, на которой
