Теперь настала пора ему сыграть свою роль в ее жизни.
— Можно мне называть тебя Роуз? — спросил он, когда она захлопнула тумбочку. — Такое чудесное имя.
Она оглянулась и увидела, как он скатывает в пальцах ее трусики в тугой комок.
Улыбаясь, она подошла к нему.
— Отныне ты — мой особенный. Я никогда никому не называла своего настоящего имени. И мне будет приятно слышать его от тебя.
Его сердце бешено колотилось, желание разгоралось в нем с невиданной силой.
— Благодарю тебя, Роуз, — совершенно искренне прошептал он. — Мне так хочется доставить тебе удовольствие.
— У тебя руки дрожат.
У него всегда так, пока он не начнет. А потом они успокаиваются. Это только от предвкушения.
— Прости.
Она рассмеялась гортанным низким чувственным смехом.
— Не стоит. Меня возбуждает, что ты так нервничаешь.
Он вовсе не нервничает. Ни чуточки. Но очень возбужден. Ее руки быстро выяснили степень его возбуждения.
— Я хочу попробовать тебя на вкус. — Она лизнула ему ухо. — Сегодня у меня больше никого не предвидится. Так что у нас много времени для наслаждений.
— Знаю, — шепнул он в ответ. — Поэтому я и хотел остаться последним.
— А ты можешь сделать так, чтобы это длилось подольше?
— Могу и сделаю, — пообещал он. — Как можно дольше.
Она довольно мурлыкнула и повернулась в его объятиях, прижавшись к нему задом. Выгнувшись, она потерлась затылком о его грудь и опять застонала. Он скрыл самодовольную ухмылку и заглянул в ее небесно-голубые глаза.
Да, действительно способная шлюха.
Он провел рукой по ее спине, и она вновь нетерпеливо застонала.
Из-за того, что она извивалась, он не попал в нужное место.
Она застыла.
Во второй раз он вогнал нож точно туда, куда надо, — между позвонками, перерезав спинной мозг.
Он обхватил ее за талию, чтобы она не упала. На сей раз вырвавшийся у нее глухой стон был настоящим. Никто в соседних комнатах не отличит его от тех звуков, которые она обычно издает под клиентом. Люди никогда не замечают деталей.
А он замечал и наслаждался этой разницей.
Когда ее рот раскрылся в вопле, он быстрым движением заткнул его скатанными в комок грязными трусиками. И как раз вовремя, так что у нее вырвался всего лишь приглушенный всхлип. Он вытащил шелковый пояс из висящего на крючке платья и обмотал четыре раза вокруг ее головы, чтобы закрепить кляп. Одной рукой и зубами он затянул узел.
Он с удовольствием бы послушал ее душераздирающие крики, но это положило бы преждевременный конец наслаждению. Ему нравились крики, вопли. Они всегда искренни.
Он прижался губами к ее виску, вдыхая сохранившийся в ее волосах запах других мужчин.
— О, Роуз, ты доставишь мне огромное наслаждение! Такого ты никогда не доставляла ни одному мужчине. И я хочу, чтобы ты тоже его испытала. Я знаю, что тебе всегда этого хотелось. Я тот самый мужчина, которого ты ждала. Я пришел наконец.
Он отпустил ее, и она соскользнула на пол. Ноги у нее не работают, так что она никуда не денется.
Она попыталась ударить его в пах. Он легко поймал ее запястье. Глядя в ее небесно-голубые глаза, он разжал ей кулачок, взял ладонь большим и указательным пальцем и выгибал до тех пор, пока не треснули кости.
Рукавами ее платья он связал ей руки, чтобы она не могла вынуть кляп. От ее приглушенного воя у него радостно трепетало сердце. Из-за кляпа он не мог разобрать слов, но они все равно возбуждали его, потому что в них слышалась боль.
Чувства клокотали в нем как в кипящем котле. Наконец-то голоса замолчали и оставили его наедине с похотью. Он не знал толком, что это за голоса, но был уверен, что может слышать их исключительно благодаря своему выдающемуся интеллекту. Он может ловить эти эфемерные послания, потому что у него очень острое восприятие и потому, что его всегда интересуют детали.
По ее лицу текли слезы. Безукоризненно выщипанные брови сошлись на переносице, и из-за этого ее лоб покрылся морщинами. Он тщательно пересчитал их, потому что он обожал детали.
Испуганными небесно-голубыми глазами она смотрела, как он снимает себя одежду и аккуратно складывает. Не годится пачкать одежду кровью.
Теперь руки его не дрожали и нож он держал крепко. Он встал над ней, голый и сильно возбужденный — чтобы ей было видно, как хорошо она на него воздействует.
А затем приступил.
К комнате, которой Ричард пользовался как кабинетом, Кэлен и Кара подошли одновременно с коротко стриженной черноволосой девушкой, державшей маленький поднос с горячим чаем. Райна, стоявшая на часах возле двери вместе с Иганом и Уликом, широко зевнула.
— Ричард просил чай, Сэра?
Молодая женщина сделала реверанс — насколько это было возможно с подносом в руках.
— Да, Мать-Исповедница.
Кэлен забрала у нее поднос.
— Я отнесу ему, Сэра. Я все равно иду туда.
Сэра вспыхнула и попыталась не отдать поднос.
— Но вы не должны этого делать, Мать-Исповедница!
— Не говори глупостей! Я вполне способна пронести поднос десять шагов.
Завладев подносом, Кэлен отступила. Сэра не знала, куда деть руки, и просто поклонилась.
— Да, Мать-Исповедница, — пробормотала она и убежала в смущении. У нее был такой вид, будто ее подстерегли на большой дороге и ограбили. Сэра, как и другие служанки, очень серьезно относилась к своим обязанностям.
— Он давно здесь? — спросила Кэлен у Райны.
— Да. — Райна мрачно покосилась на дверь. — Всю ночь. В конце концов я поставила сюда взвод солдат и пошла спать. Он и Бердину заставил торчать с ним всю ночь.
Надо полагать, это и есть истинная причина плохого настроения Райны.
— Не сомневаюсь, что так было нужно, но я посмотрю, может, мне удастся уговорить его прерваться и немного поспать. Или хотя бы дать отдохнуть Бердине.
— Буду чрезвычайно признательна, — пробормотала Кара. — А то Райна становится сварливой, если Бердина ночью не спит.
— Бердине тоже нужен сон! — огрызнулась Райна.
— Уверена, они заняты чем-то важным, Райна, но ты, безусловно, права: если человек не высыпается, то пользы ему от этого нет. Я напомню об этом Ричарду. Иногда он так увлекается, что забывает о потребностях других людей.
Темные глаза Райны сверкнули.
— Спасибо, Мать-Исповедница!
Держа поднос одной рукой, Кэлен открыла дверь. Кара, вставшая на пост возле Райны, внимательно проследила за Кэлен, чтобы убедиться, что та не уронила поднос, и только после этого закрыла дверь.
Ричард сидел спиной к двери и смотрел в окно. Огонь в камине еле теплился.
