— Смотри внимательно. Сейчас я постараюсь настроить на тебя канал.
На моих ладонях появился и начал расти шарик, словно сотканный из света. Вот он вырос до размера футбольного мяча. Вот стал чуть побольше… Я развел руки и хлопнул в ладони. Шар на миг стал зеркальным, а потом в нем появилось изображение того, что видел котенок.
— Уф! — Я вытер вспотевший лоб. — Думал, уже не получится.
— Какой же ты молодец, Эзергиль!
— Я знаю.
— Но очень нескромный, — тут же отозвалась Альена.
— Скромность? А с чем ее едят?
— Эзергиль! Дай послушать!
Я пожал плечами. Девчонки. Что с них возьмешь? Ведь сама начала. Однако она права. Я прислушался к тому, что говорили в комнате. А говорил, оказывается, Ксефон. Тоже мне, Цицерон.
— И вы ему поверите? — патетично вопрошал он, стоя посередине комнаты с поднятой над головой рукой. Священник слушал его внимательно, а вот Ненашев Виктор Николаевич откровенно скучал и больше был занят тем, чтобы наладить диалог с сыном. Художник же, похоже, уже очнулся от потрясения и посматривал на Ксефона с откровенным интересом. Правда, не из-за его речей, как я понял, а из-за самого факта, что Ксефон — черт. — Он еще ни разу в жизни не сказал никому правды! Он обманывал всегда и всех.
О ком это он? Уж не обо мне ли?
— Так уж и всех? — вежливо поинтересовался отец Федор.
— Всех! Поэтому я и говорю, что я ваша единственная надежда в борьбе с ним. Только с моей помощью вы сможете одолеть его.
— Ты уже помог мне, — буркнул Алеша. — До сих пор не могу избавиться от твоих денег. — Он кивнул на чемодан с долларами, который принес его отец.
Ксефон развернулся к нему.
— Разве я велел тебе их тратить?! Тратил бы понемногу и никто ничего не узнал бы!
— Я их вообще не тратил!
— Тогда как все в округе узнали, что у тебя полный чемодан денег?!
Ксефон и Алеша гневно уставились друг на друга.
— Это моя вина, — вдруг выступил отец Алеши. Он тяжело поднялся и подошел к сыну. Алеша сжался. Виктор Николаевич вздрогнул и остановился. Протяжно вздохнул и сел перед сыном на пол. Посмотрел на него. — Лешка… сынок… выслушай меня, прошу. Я не прошу прощения… знаю, что не простишь… Да и не заслужил я его. Просто выслушай. Боже мой, надо было вляпаться во все это, чтобы понять, каким дерьмом я был!
Я мельком взглянул на священника. Тот хмурил брови и кусал губы, внимательно наблюдая за Виктором Николаевичем. Что-то явно привлекло его в этой исповеди, но вмешиваться он не спешил. А когда попытался вмешаться Ксефон, то взглядом заставил его замолчать. Точнее, не взглядом. Он поднял руку, чтобы перекрестить Ксефона, и тот тут же проглотил все слова и поспешно отступил назад, испуганно косясь на священника. Видно, еще не забыл его касания.
— А тут еще издевательства этого… — При этих словах Ненашева священник нахмурился еще сильнее. — Я не знаю как сказать… но… в общем, я с тобой. Я не знаю, чем смогу тебе помочь, но сделаю все… а… — Виктор Николаевич махнул рукой и поспешно поднялся, направившись к выходу. Пытаясь сделать это незаметно, он вытер слезы.
После его ухода в комнате на миг воцарилась тишина.
— Возможно, — несмело кашлянул Григорий Иванович, — я имею право знать, что тут происходит.
— А пусть вот молодой челове… э-э… пусть вот молодой черт нам все и объяснит. Мне вот тоже многое не ясно. И давайте, Ксефон… я правильно произнес ваше имя? Так вот, давайте, Ксефон, начистоту, если мы хотим победить этого страшного Эзергиля.
Ксефон нахмурился. Потом кивнул.
— Ладно. А то вы наделаете дел от большого ума.
И все же Ксефон неподражаем. Если кого не оскорбил, то день прожит зря.
— Короче, это все наше школьное задание… — Ксефон довольно внятно изложил ту версию, что я ему подсовывал. И как теперь стараюсь затащить Алешу в ад, чтобы получить сразу две души: его и его матери.
— А что, в аду подобное в порядке вещей? — несмело поинтересовался художник. — Вы действительно воруете души?
— Да кому ваши души нужны! — хмыкнул Ксефон. — Вы и сами их нам несете. Вот еще, воровать. А здесь просто дело принципа. Самый простой способ выполнить работу. Все нормально.
Ну конечно! Раз самый простой способ, значит, я обязательно по нему пойду. Ню-ню. Только вот Ксефон забыл, что я не идиот и понимаю, что самый простой путь не значит лучший.
Тут, на миг отвлекшись от занимательной болтовни Ксефона, я обнаружил, что в комнате нет Алеши. Котенок мирно дремал на кресле, а самого мальчика не было. Эй, так не честно!!! Я так не играю! Почему он не взял котенка?! Но, оказывается, не один я заметил отсутствие Алеши. Это обнаружил и священник, хотя его, похоже, исчезновение мальчика ничуть не встревожило. Он только с тревогой посматривал на дверь. Ксефон же продолжал что-то монотонно бубнить по поводу моего коварства, когда дверь открылась, и в комнату вошел Алеша с отцом. Мальчик хоть и продолжал сторониться отца, но уже не шарахался от него в сторону. А Виктор Николаевич смотрел на сына так, как обычно смотрят на очень хрупкую и дорогую вещь, когда чуть сожмешь и расколешь. Было видно, что ему хочется поговорить, но он боится разрушить только-только наметившийся контакт.
— Есть!!! — вскричал я, подпрыгивая на месте. Альена с испугом шарахнулась от меня в сторону, а потом обругала.
— Придурок, — резюмировала она.
— Ага, — согласился я, — но придурок гениальный! Как ловко я все провернул! Теперь главное, чтобы этот папаша чего не отколол. Например, чтобы не напился снова.
— Это я могу организовать. Пить ему точно не захочется.
Я хмуро посмотрел на Альену.
— Помнишь про герметичную комнату?
— Да что ты мне этой герметичной комнатой все в нос тычешь?!
— А то! Те проблемы, которые люди могут решить сами, должны ими и решаться. Или ты так не любишь Виктора Николаевича, что способна на подобное?
— А при чем тут моя любовь?! — изумилась Альена.
— А при том! Что, по-твоему, будет больше цениться на Весах Справедливости: его добровольный отказ от выпивки ради сына или же его отказ при твоем вмешательстве? Впрочем, возможно, ты настолько не веришь в этого человека, что ему действительно стоит немного помочь…
— Да поняла я, поняла! — вскричала Альена. — Ненавижу, когда ты прав. Тяжко знать, что ты можешь помочь человеку, и не иметь права этого делать!
— А ты поплачь. Легче станет. Вы же, девчонки, это любите.
— Эзергиль!!!
Я мысленно улыбнулся. Всего-то и требовалось разозлить ее, чтобы отвлечь от грустных мыслей. Одно замечание, и она снова в форме. Вон как глаза сверкают.
