Седой стоял напротив, разочаровывающий своей серостью.
— Это он! — закричала Екатерина. — Он во всем виноват!
— Моя смерть не поможет получить противоядие, — улыбнулся Кирилл, когда я потянулась к опустошенному графину.
Даже тогда, порабощенная демоном и понимающая с абсолютной ясностью, что должна сделать, я не подумала о зеркальном ноже. Я была беззащитна перед ее красотой. Плюс, он же минус, находясь во власти исступленного восхищения, теряешь способность думать и руководствуешься одними эмоциями.
— Скорее уж наоборот. — Он наблюдал, как мои пальцы сжимаются на липком горлышке.
Широкий замах, и графин разлетается на осколки. Кирилл встряхнул головой, и мелкое крошево осыпалось с его волос на пол. Сегодня здесь разбилось столько стекла, что на цитадель вот-вот должен обрушиться водопад вселенского счастья.
Я перехватила оставшееся целым горлышко и ткнула острым осколком в корпус. Седой без труда перехватил руку и сжал, заставив уронить оружие.
— Стоило лучше выбирать исполнителя, — прошептал он, ударяя хвостом мне под колени.
Я упала, едва не расплакавшись от бессилия, потому что на меня смотрела она.
— Твое решение, — потребовал он, — выбирай. Клятва и Таисия? Или отказ и Тамария? У тебя определенно перебор с наследниками, пора вернуть жертвоприношение во славу рода!
Я силилась подняться. Надо встать. Надо прекратить издевательство. Он не имел права предлагать ей подобный выбор.
— Кто из них тебе дороже? — Кирилл засмеялся, зло, жестоко, то, что все еще горело внутри демона, требовало крови, ему было мало царапин, оно хотело купаться в ней. — Ты ведь уже ответила в тот момент, когда разорвала горло посмевшим коснуться одной и отвернулась от второй.
Я уцепилась за край стола, но очередной удар каменным наростом опять уложил меня к ногам Седого.
— Твоему отцу тоже пришлось выбирать. И он выбрал Игната, не тебя. — Она бросила короткий прощальный взгляд на девушку, лежавшую у рапиры, и сжала губы, решение принято, и то, что она смогла сделать, восхитило меня с новой силой. — Тамария слаба, она не удержала бы предел.
— Другое дело Тайя, правда? А то, что именно она вышла из твоего тела, особой роли не играет, — закончил за нее Седой.
Прекрасная дернулась, как от пощечины. Ее боль отозвалась во мне.
И в этот момент хлопнуло. Уши заложило, будто в скоростном лифте одного из высотных торговых центров. Неприятное ватное чувство. В животе напряглась струна, по телу прошла знакомая вибрация. Энергия перехода, где-то рядом разлилось безвременье, всегда сопровождающее линии стежек. Но здесь дороги, ныряющей из мира в мир, не было и быть не могло. Александр нашел Орихора и разбил пузырек, выпустив в цитадель часть non sit tempus. Оно встряхнуло графитовые стены. Оно встряхнуло меня.
Я посмотрела на Екатерину. Она по-прежнему была прекрасна. Но мир полон как совершенства, так и уродства, и я не видела причин впадать в экстаз. Тот зачаровывающий ореол, что витал вокруг нее, исчез. Танец блестящих капелек на теле остановился.
— Предатель наказан, — сказал Седой, его хвост обвился вокруг моей руки помогая сесть, на ощупь он напоминал то ли рыбу, то ли рептилию, такой же холодный, плотный и чешуйчатый. — Все предатели. — Узкие зрачки расширились, ноздри затрепетали.
В ту же секунду в груди Прекрасной расцвел алый цветок, кровь разлетелась лепестками по коже. Хозяйка юга открыла рот и закричала. Восходящий удар в спину был такой силы, что нож пробил грудную клетку и вышел спереди. Я оглянулась: зеркального клинка в столешнице больше не было, кто-то более ловкий или лучше соображающий воспользовался им с большей эффективностью.
Смуглая кожа южного демона побледнела, россыпи бриллиантовой росы потекли по телу, будто капли пота. На их месте тут же выступали новые, но и они не задерживались, скатываясь и оседая на темном полу обычной водой. Голубые глаза мигнули. Раз. Другой. Третий. И остановились. Прекрасная падала. Демон умирал, без фейерверков, взрывов, массовых жертв, без проклятий и смертных пророчеств, как обычный человек. Крик оборвался. Екатерина упала.
— Рад, что не ошибся в тебе.
За спиной у повелительницы стояла Тамария. Бывшей повелительницы.
Убить демона можно. Не важно, каким ножом. Не важно, где и когда. Важно, чьей рукой. Демоны были бессмертны в том самом каноническом смысле, что так ласкает воображение человека. Останься демон в нашем мире и вернись обратно через пять веков, не изменится ни на гран, не постареет, не заболеет, не умрет. Живучие, вечные, не умирающие твари. При таком положении дел их давно бы уже стало больше: и людей, и нечисти. Но всему есть свой срок. Дети вырастают, им становится тесно под крылом у родителей. Хозяином предела может быть только один, и однажды они решаются на убийство. Рука, державшая клинок, должна быть родной. В убийце и в жертве должна течь одна кровь. Дети убивают родителей, жены иногда избавляются от мужей и от надоедливых свекровей, тетушек приживалок.
Демоны — одиночки, но они могут принять в семью постороннего. Кровь демона она, если речь идет о женщине, получит, выносив одного из них внутри себя. А он, если речь идет о мужчине, — объединив кровь с демонической в потомках, но даже тогда избавиться от супруги не в его силах. Правило крови будет действовать лишь в отношении детей, внуков, правнуков, тех, в ком его гены соединились с демоническими. У женщин в этом плане преимущество: получив раз семя демона, она меняется, иначе ее тело не сможет выносить хищника. И даже когда ребенок родится, эти изменения, эта кровь демона останется в ней навсегда.
Разница мужской и женской физиологии. Мужчина отдает, женщина приобретает.
Первая легенда о демоне закончилась печально, все умерли, прямо как в нашей классике. Потомки древних созданий твердо шли по стопам предков, творя свою грустную историю здесь и сейчас.
Убить Седого могли двое. По праву крови — Алиса и я. Екатерина сделала свою ставку и проиграла, убийца из меня по-прежнему аховый. Седой был более удачлив или, скорее всего, расчетлив. Он знал, на что я способна, а на что нет. Кирилл не видел риска в том, чтобы пойти на поводу у Прекрасной, я по-прежнему медлительный человек, такому не воткнуть в демона нож.
Обычно таких, как я, потенциальных исполнителей, убивали сразу. Исключали саму возможность. Видят святые, Иван пытался.
Владе, принесенной в жертву вместе с ребенком, Кирилл перерезал горло сам. Именно эта особенность, а не излишняя кровожадность, заставляла родителей лично браться за нож. Они палачи собственным детям. В других руках оружие: клинок, нож, атам, сабля или осколок стекла — для маленьких демонов не страшнее пластиковой вилки. А подданные из особо приближенных подражали, не понимая ни сути, ни практической необходимости этого действия, что не отменяло общей дикости обычая приносить в жертву детей.
