— Да.
— Тогда пусть так и будет.
Лука крепко зажмурился, словно пытался проснуться, по его щекам быстро пробежали две мокрые дорожки, из груди вырвался тихий всхлип, а за ним — долгий, прерывистый вздох, полный неимоверного облегчения.
— Спасибо…
Я странно улыбнулась и, едва он качнулся навстречу, осторожно обняла худенькие плечи. Ненадолго притянула к себе и неожиданно поняла, что странный блеск в его глазах был ничем иным, как еле сдерживаемой запрудой слез, будто маленький Лука надвое разрывался между прошлым и настоящим. Именно из-за них мне показалось, что глаза так странно потемнели. Нет, не болезнь это была и не проклятие. Что-то странное, пока непонятное, но смутно знакомое и почти такое же сильное, как стремление к жизни. Казалось, он настойчиво бежал от какой-то древней памяти, страдал и мучился, не понимая, как надо поступить, когда что-то сильнее воли зовет вперед, просыпаясь в редкие моменты прозрения, но родной дом и теплые воспоминания о матери упорно тянули его обратно. Что с ним случилось? Отчего произошло такое раздвоение? Я не знаю. Рум как-то говорил, что иногда люди помнят прежние жизни и долго не могут определиться, где реальность, а где ее отражение. Вот и Лука никак не мог найти себя. Может, он просто запутался в воспоминаниях? А теперь, наконец, отыскал надежную опору и с радостным вздохом принял ее, как данность?
— Спасибо, Трис.
— Не за что.
Он на миг отстранился, глядя на меня самыми обычными, карими, как прежде, глазами. Тихонько шмыгнул носом, размазывая по стремительно розовеющим щекам мокрые дорожки. Недолго изучал мое лицо, освещенное ярким полумесяцем, а потом тесно прижался и порывисто обнял за шею, будто я сделала для него сегодня нечто очень-очень важное.
Оставалось только гадать: что именно.
Но я не стала. Терпеливо подождав, пока он окончательно придет в себя, уверенно подхватила его на руки и быстро пошла в сторону лагеря. В конце концов, его скоро хватятся, поднимется переполох, люди опять не выспятся. Зачем нам лишнее беспокойство? Ведь ничего страшного на самом деле не произошло. Ну, подумаешь, малыш в кустики отлучился? Заблудился слегка, да я вовремя отыскала. Чем не объяснение?.. Так я размышляла, споро направляясь обратно. Прикинула так и этак, поразмыслила, заколебалась, но затем откуда-то поняла, что больше с Лукой странных приступов не повторится, и окончательно успокоилась. Какое-то время молча шагала по темноте, прикидывая, как незаметно просочиться в лагерь, никого не перебудив и не вызвав ненужной паники. А потом мне резко стало не до размышлений, потому что мальчик вдруг приподнял голову и неслышно шепнул:
— А ты красивая, Трис… правда. Мне понравилось, как ты танцуешь.
Вздрогнув от неожиданности, я быстро повернулась, Лука уже крепко спал, все так же обнимая меня за шею и доверчиво прижавшись щекой к груди.
Следующим утром я впервые забралась в седло. Не для остроты ощущений, конечно, и не ради того, чтобы поразить попутчиков своими верховыми качествами. Даже не для смеха и не для ненужного бахвальства. Просто пришло время немного увеличить дистанцию между мной и Лехом и не портить едва завязавшиеся дружеские отношения. Потому что, чует мое сердце, если я что-то не предприму сейчас, то очень скоро окажусь в весьма непростой ситуации, из которой потом будет сложно выкрутиться нам обоим. Да и устала я, если честно, от бесконечной тряски на отчаянно громыхающей телеге.
Мою просьбу Брегол встретил с преизрядным удивлением, но возражать все же не стал. Тем более что это слегка разгружало одну из повозок и давало усталым лошадям лишнюю возможность передохнуть, а свободных седел с некоторых пор у него было в достатке. По его кивку мне немедленно подвели крупного каурого жеребца, чей хозяин навсегда остался на берегу безымянной речки, честно убедились в том, что я не свалюсь после первых же шагов, и с легким сердцем отпустили в дорогу.
Лех проводил мою спину долгим взглядом и с досадой поджал губы: кажется, все еще испытывал неловкость после вчерашних событий и справедливо связывал эти новшества со своим неразумным предложением. Самому ему еще было рано показывать чудеса исцеления и забираться в седло, а потому у меня появилась прекрасная возможность избежать утомительных объяснений и путаных извинений. Тем более что я в них совершенно не нуждалась, зато сдержанный на эмоции Лех мне действительно начинал нравиться.
И именно это было нехорошо.
— Трис, а ты уверена? — с сомнением поинтересовался Яжек, гарцуя рядом на породистой гнедой кобыле. — Идти почти целый день, а ты наверняка к такому не привыкла.
Я только хмыкнула.
— Не волнуйся. Как начну валиться на землю, ты меня сразу подхватишь и дальше повезешь, как настоящий герой — держа в объятиях и обмахивая мое бледное лицо своим собственным шлемом.
Парнишка странно кашлянул.
— М-да? А если я не успею тебя подхватить?
— Ты уж как-нибудь постарайся, — не преминула съязвить я. — Чтобы мне не пришлось всю оставшуюся дорогу мчаться за тобой со снятым сапогом и твердым намерением запустить им в твою черную макушку. Или того хуже — срочно искать повод вызвать тебя на дуэль и заколоть кинжалом, как проштрафившегося кавалера.
— Кхе…
— Не волнуйся, Трис, — бодро гаркнул с другой стороны повозки Олав, лихо подкручивая усы и выпячивая грудь. — Я буду рядом в нужный момент и спасу тебя от любой напасти!
— Нет, это я ее спасу, — тут же повернулся и Олер.
— Ты?! Да ты ложку в руках держать не умеешь, не то что красивую девушку!
— Что-о-о-о?!!!..
— Спасибо, — мило улыбнулась я, торопясь прервать заядлых спорщиков. — Ценю ваш искренний порыв. Надеюсь только, вы с братом не передеретесь за честь заниматься моим спасением прямо во время, так сказать, казуса?
Яжек тихонько хохотнул, когда оба северянина вдруг смущенно потупились и отвели глаза, одновременно порозовев, как застигнутые за воровством конфет мальчишки. Кстати, начет «казуса» я была весьма недалека от истины, потому что за прошедшие дни воочию убедилась — не проходило и часа, чтобы эти двое не устроили каких-нибудь разборок. Причем, каждый раз от вмешательства веских аргументов в пользу своей правоты (иными словами, размахивания громадными топорами) их приходилось останавливать или строгим окрика Шикса, или предупреждающим бурчанием здоровяка Бугга, который, как недавно выяснилось, не любил лишнего шума, а надоедливых болтунов вообще предпочитал прихлопывать чем под руку подвернется — широкой лавкой, трактирным столом, поваленным во время прошлогодней бури бревном… только тем и спасались. Брегол как-то в сердцах даже громко пожалел, что вообще согласился на такое сомнительное сопровождение и пригрозил урезать оплату по прибытии, если они не угомонятся. На что получил полный достоинства ответ, что тут, дескать, затронута честь рода, которую надо со всем пылом отстаивать. Иначе, мол, духи великих предков обидятся. В общем, гиблое дело. Правда, кое-какая мыслишка у меня на этот счет недавно возникла.
