В то утро Анжевина тоже подобрала одну из листовок, неожиданно заваливших улочки Армады, и узнала, в чем суть проекта Саргановых вод. Эта новость взволновала ее, но, как ей стало ясно, не особенно удивила. Она давно уже допускалась на официальные слушания, видела книги на столе Тинтиннабулума, ей попадались на глаза диаграммы и незавершенные расчеты. Узнав, в чем суть проекта, Анжевина сразу же поняла, что давно уже это знает. В конце концов, разве она не работала на Тинтиннабулума? А кто же он, как не охотник?
В его комнате было полно свидетельств. Книги — ни у кого другого книг за пределами библиотеки ей видеть не приходилось, — гравюры, бивни, украшенные резьбой, сломанные гарпуны. Кости, рога и шкуры. За годы ее работы Тинтиннабулум и его семерка отдавали все свои знания и опыт Саргановым водам. Рогатые акулы, киты и кети, костерыбы, шелларки — всех он выследил, загарпунил, поймал: кого на пищу, кого из самозащиты, кого ради удовольствия.
Порой, когда все восемь собирались вместе, Анжевина прикладывала ухо к деревянной панели, прижималась к ней изо всех сил, и, хотя до нее доносились лишь случайные слова, этого было достаточно, чтобы понять: здесь готовится что—то необыкновенное.
Она слышала, как корабельный сумасшедший по имени Аргентариус, которого никто никогда не видел, кричал на них и бранился, говоря, что боится. Анжевина догадывалась: он стал таким, потому что когда—то давно на него напала одна из их жертв. Но это не остановило его товарищей. Они утверждали свою власть над глубинами моря, пытались проникнуть в это жуткое царство.
Говоря об охоте, они приходили в небывалое возбуждение от всех этих левиафанов, лахаму, каразубиц.
Так почему бы не поймать аванка?
Ничего удивительного в этом на самом деле нет, думала Анжевина.
— Ему можно доверять? — повторил Тинтиннабулум.
— Можно, — сказала Анжевина. — Он хороший человек. Он благодарен за то, что его избавили от отправки в колонии, и зол на Нью—Кробюзон. Он по собственному почину подвергся переделке, чтобы лучше нырять, лучше работать в порту. Теперь он стал морским обитателем. Он предан Саргановым водам не меньше, чем любой местный уроженец.
Тинтиннабулум поднялся и закрыл котел Анжевины. Губы его задумчиво сложились в трубочку. У себя на столе он нашел длинный, написанный от руки список имен.
— Как его зовут? — спросил он, а услышав имя, кивнул и тщательно вывел: Флорин Сак.
Слухи и сплетни в Армаде имели куда больше силы, чем в Нью—Кробюзоне, но в Армаде существовали и средства массовой информации. Были в городе глашатаи, извещавшие о той или иной полуофициальной политической линии кварталов. Было несколько досок объявлений, выпускались и периодические издания. Печатались они на отвратительной бумаге, насквозь пропитанной типографской краской, — бумага многократно перерабатывалась.
Выходили эти издания нерегулярно, — когда находились писатели, печатники и ресурсы. В большинстве своем они раздавались бесплатно и были тонюсенькими — один—два листочка, плотно набитые буквами.
В залах Армады всегда шли представления с музыкой, простонародные и очень популярные, а потому публикации были полны рецензий. Иногда печатались всякие щекотливые и скандальные материалы, но Беллис находила их скучными и провинциальными. Самыми вызывающими и противоречивыми были споры насчет распределения добычи или насчет того, какой квартал что захватил. Таковы были новостные листки, которые, на взгляд Беллис, имели хоть какой—то смысл.
В гибридной культуре Армады были представлены все существовавшие в Бас—Лаге издательские традиции, а также и уникальные, родившиеся в пиратском городе. «Скорее часто, чем редко» — так называлось еженедельное издание, которое в стихах сообщало о смертях в городе. «Заботы Джухангирра» издавались в квартале Ты—и–твой и не содержали ни одного слова. Истории, которые (по непонятным для Беллис признакам) считались важными, рассказывались в примитивных картинках.
Иногда Беллис читала «Флаг» или «Зов совета» — оба издания выходили в Дворняжнике. «Флаг» был, вероятно, лучшим новостным изданием в городе. «Зов совета» был газетой политической, где помещались дебаты между сторонниками разных систем управления кварталами: демократии Дворняжника, солнечного женоцарства Джхура, «абсолютного добросердечия» Саргановых вод, протектората Бруколака и так далее.
Оба издания, невзирая на всю их хваленую терпимость к инакомыслящим, были более—менее преданы Демократическому совету Дворняжника. Поэтому Беллис, которая стала понемногу разбираться в хитросплетениях армадской политики, ничуть не удивилась, когда «Флаг» и «Зов совета» начали высказывать сомнения в целесообразности проекта «Аванк».
Поначалу они были весьма осторожны в своей критике.
«Поимка аванка стала бы триумфом науки, — вещала передовица «Флага», — но остаются вопросы. Возможность двигаться быстрее пойдет городу на пользу, но во что это обойдется?»
Вскоре возражения стали гораздо более резкими.
Но поскольку Армада все еще пребывала в приятном волнении после необычного заявления Саргановых вод, скептики и противники этого замысла оставались в подавляющем меньшинстве. В тавернах (даже в тавернах Дворняжника и Сухой осени) царило приподнятое настроение. Масштаб затеянного предприятия, обещанная поимка аванка, — боги милостивые, у кого угодно закружилась бы голова.
И тем не менее не верившие в успех выступали против проекта в своих листках, памфлетах, плакатах. На них не обращали внимания.
Начался набор людей.
На причалах гавани Базилио было созвано специальное собрание. Флорин Сак в ожидании потирал свои щупальца. Наконец вперед вышел сержант стражи.
— Тут у меня список, — прокричал он, — механиков и других, призванных Любовниками для выполнения специального задания.
Шепот и ропот взметнулись над толпой и тут же улеглись. Ни у кого не было ни малейших сомнений относительно того, что это за специальное задание.
Сержант зачитывал имена, а названные и их ближайшие соседи бурно реагировали. Эти имена совершенно не удивляли Флорина. Выкликали лучших его коллег — самых умелых рабочих, наиболее знающих инженеров, которые были хорошо знакомы с передовой технологией. Некоторые были из недавно похищенных — большей частью из Нью—Кробюзона, в том числе несколько переделанных с «Терпсихории».
Флорин понял, что назвали и его имя, только когда кто—то из его восторженных коллег начал барабанить ему по спине. Он даже не подозревал, как велико было в нем напряжение, но теперь облегченно вздохнул и расслабился. Он понял, что ждал этого. Он это заслужил.
