— Понял, почему мне скучно,— радостно сообщил черт.— В первый раз, когда я сюда попал, мы убегали, нас догоняли. Во второй, наоборот, мы догоняли, от нас убегали — вон тот раненый подтвердит. А сейчас торчу здесь, как тополь на Плющихе, и заняться нечем, даже сбитые коленки Рихару — и те Яли вылечила.
Судя по лицу квартерона, ему очень хотелось рассказать, что же он думает о Джейте. Почему убийца сдержался, осталось тайной. Впрочем, ему бы и не дали особо высказаться: черт радостно отсалютовал всем присутствующим и растаял в воздухе с воплем:
— Понадоблюсь — зовите! Может, услышу! Девушки переглянулись и покосились на Рихара «со сбитыми коленками». Общее мнение высказала Лерке:
— Прелестно. У меня просто нет слов.
Ночь спускалась на город. Ветер неспешно перебирал листву. Золотистая звездочка пронеслась по небосклону и затерялась, не долетев до горизонта, когда какая-то тень с рыжей шевелюрой подхватила ее на лету, попробовала на зуб, как монету, и засунула за пазуху — на память.
С утра Инге не пришла. Прислала сообщение через появившуюся на пару минут Яли, (та проявилась в доме, оттараторила: «С вашей сестрой все в порядке. Занята. Помогает роженице. Как освободится, сразу придет» — и растаяла в воздухе), да еще через полчаса прислала все ту же Яли с просьбой передать через нее несколько пузырьков со снадобьями — слугам и родственникам ратмана мгновенно понадобилась помощь знахарки. В любом случае, раз за судьбу сестры можно было не беспокоиться, Эсме с Лерке начали собираться на работу.
Сперва надо было решить, кто же останется дома, чтобы следить за раненым. В принципе у Эсме не было никаких сомнений, что делать это придется ей, и каково же было ее удивление, когда Лерке осторожно вытащила ее за рукав в сени и тихо попросила:
— Эс, пойди поработай за меня.
В первый момент Эсме ничего не поняла:
— С ума ты сошла, что ли?
— Эс, ну сходи, а? Мы с тобой очень похожи, подмены никто не заметит. Продашь цветы, деньги отнесешь в гильдию — и сразу домой. Ну что тебе стоит?
— Зачем тебе это? Лерке потупилась.
Эсме несколько долгих секунд изучала ее взглядом, а потом ахнула:
— Господи, Лерке, он же убийца! О чем ты думаешь? Кота вон лучше покорми.
Кот, до этого момента лежавший на лавке, одним прыжком взвился в воздух и, подскочив к сестрам, закружился у их ног, жалобно мяукая и заглядывая в глаза.
Лерке присела на корточки, провела ладонью по мягкой шерсти оголодавшего кошака и вздохнула:
— Он красивый.
Эсме расхохоталась в полный голос. Младшенькая вскинула на нее потрясенный взгляд:
— Ты что?
Эсме, все еще не в силах остановиться, только рукой махнула. Лишь через пару минут, отхохотавшись, пояснила:
— Я просто представила, какие у него будут удивленные глаза, если ты вот так подойдешь и скажешь... — Девушка старательно сцепила пальцы в замок, вытянулась в струнку и, затрепетав ресницами, сладко пропела: — «Вы такой краси-и-ивый», или нет, лучше: «Вы такой ла-а-апа». Теперь уже смешком поперхнулась Лерке:
— Ну так что, сходишь за меня?
— Уговорила. Но это — в последний раз.
Корзинку цветов на продажу Эсме получила быстро: ее в самом деле приняли за сестру. Хотя, честно говоря, сама воровка могла понять с трудом: как на четверть эльфийку можно перепутать с на четверть тренти? С точки зрения Эсме, это было все равно что назвать тролля гоблином. А может, глава гильдии понял, что пришла немного не та Миисарт, но пожалел ее? Трудно сказать.
Быстрее всего удалось продать букетики ромийских фиалок: их сезон уже давно прошел, и фиалки, привезенные чуть ли не с островов, разошлись, как горячие пирожки. Следом были куплены алые лилии, потом — несколько гладиолусов. Очень долго никто не хотел брать букет местных высоких роз, но юная воровка, как ее научила сестра, общипала внешние, засохшие лепестки на бутонах, и покупатель, старый подслеповатый фавн, все-таки нашелся.
Начинающая торговка уже хотела направиться в гильдию, а после этого домой, когда ее внимание внезапно привлек гомон толпы, собравшейся у фонтана. Обычно первыми к фонтану подходили гоблинши с не по росту большими кувшинами, потом подтягивались тролльчанки, с легкостью удерживающие на голове сосуды на десятки литров воды, потом подбегали легконогие глейстиги — и начинались неспешные разговоры. А потом жительницы города окончательно смешивались, и уже проще было сказать, представительницы какой расы не почтили своим присутствием небольшой дворик в северной части города.
Сейчас же все было не так — мужчин было больше, чем женщин, да и разговоры велись явно на повышенных тонах. Кто-то что-то не поделил?
Осторожно придерживая кошелек рукою (не хватало только, чтоб обокрали — вовек потом с гильдией не расплатишься!), Эсме направилась к фонтану.
Пару десятилетий назад какой-то шутник закрепил на стене дома бронзовую львиную голову. Несколько поколений мальчишек развлекались тем, что засовывали головы в распахнутую пасть, воображая себя великими циркачами-жонглерами. А потом рат подвел к этой голове водопровод, и сейчас широкая струя воды выплескивалась из львиной пасти, стекая в укрепленную в стене чашу.
Эсме уже практически подошла к этому странному собранию, когда из центра толпы вдруг раздался тихий гитарный перебор. Все голоса стихли — словно невидимым пологом накрыли площадь.
И ночи без сна,
И небо без дна,
Глубокая синяя чаша.
И очи в слезах,
И слезы в глазах,
И жизнь беспокойная наша.
И мчаться вперед
Чрез омут и брод,
Жизни своей не жалея,
В ад или рай.
Вина через край
Плесни мне, трактирщик, скорее!
И лишь в тишине
Пройти по струне,
По тонкой струне этой жизни.
Жизнь — легкий вздох,
А страх — лишь порок,
Ведущий к торжественной тризне.
Так будем мечтать,
Так будем не спать,
Ведь надо прожить, не жалея!
Чтоб страх не застал,
Вина мне в бокал
Налей-ка, трактирщик, скорее!
Незамысловатая песенка тронула какую-то струну в душе у Эсме: девушка стояла, не в силах сделать шага. За первой песней последовала вторая, за ней — третья.
— Да уж,— вздохнул кто-то слева,— услышать такой голос — лучший подарок.
Мир для Эсме пропал, растворившись в золотой пыли. Никто и не заметил, как одна из слушательниц знаменитого менестреля замерла с застывшим взглядом. Куда она смотрела? Что видела?
Желтые песчинки вились вокруг, царапали кожу, и не было вокруг ничего, кроме этой золотой пустыни. Неба не было видно за поднявшейся в воздух пылью. Как она оказалась здесь? Почему? Эсме пораженно озиралась по сторонам.
