Она и не жаловалась, и даже честно пыталась радоваться, когда он дарил ей очередной подарок, но губы помимо воли растягивались в дежурной улыбке, в которой не было ничего искреннего.
К князю у нее было двойственное отношение. Когда он улыбался ей и называл ее Рил, на сердце у нее заметно теплело, но стоило ему прикоснуться хотя бы к ее руке, как все ее тело натягивалось как струна, и Рил казалось, что она сейчас зазвенит от невозможности происходящего.
Все когда-нибудь заканчивается, закончился и этот месяц. Рил так и не пришла в себя, но ни для кого, и для князя в первую очередь, это не стало причиной для того, чтобы отложить свадьбу.
Торжественный день настал, и Рил в роскошном платье и не менее роскошных драгоценностях прибыла в храм в сопровождении своего жениха.
Сначала на площади перед храмом Бога-Отца при большом стечении народа она подтвердила свое право на престол, прикоснувшись к красному кристаллу, ради такого случая со всеми почестями вынесенного из храма. Камень вспыхнул таким ярким светом, что, несмотря на солнечный день, от него стало больно глазам. Рил недовольно зажмурилась и убрала руку.
Несколько мгновений стояла полная тишина. А потом площадь взорвалась радостными воплями. Люди словно в одночасье сошли с ума, они кричали, смеялись, обнимали друг друга. Молодой князь, наверное, от избытка чувств, встал перед ней на колени, чем смутил свою невесту так, что она не знала, куда деваться.
К счастью, неловкая для нее ситуация не затянулась, жених снова взял ее под руку и, явно торопясь, повел в храм Богини-Матери. Это было несколько невежливо по отношению к подданным, но на этот раз никто его не осудил.
Церемония венчания привела невесту в крайне подавленное состояние. В конце его, по освященному веками ритуалу, она должна была подать руку князю, но она только смотрела на него затравленным взглядом и не смогла этого сделать. Пришлось самому князю, сцепив зубы, взять ее за руку и провести вокруг статуи богини. Их брак стал действительным. Весь город ликовал, на улицах выставили угощение и выпивку. Повсюду звучала музыка, люди танцевали и веселились. Только Рил было не до смеха – предстояла брачная ночь, и она, притихшая, сидела в уголке открытого экипажа, пока князь приветствовал толпу подданных.
В этот день еще одному человеку было не до веселья. Таш, который еще не оправился от своих ран, лежал на своей постели, отвернувшись к стене, и хотел умереть. Внизу хлопнула дверь – это вернулись с праздника Самконг и его беременная супруга. Немного погодя раздались шаги на лестнице, ведущей в его комнату. Значит, есть новости.
Они вошли, оба нарядные и красивые, и от их вида Ташу стало еще хуже. Он не хотел выставлять себя идиотом, задавая вопросы, но это было сильнее его.
– Ну, как она? – безразличным тоном, который никого не мог обмануть, спросил он присевшую рядом с ним Пилу, по опыту зная, что Самконга спрашивать бесполезно, он все равно не ответит.
И правда, Самконг выругался и отвернулся, а Пила начала рассказывать.
– Выглядела она великолепно, как, впрочем, и всегда. Только похудела немного, но ей даже идет. Такая аристократическая бледность... А платье, о богиня, какое на ней было платье! – Не удержавшись, Пила закатила глаза.
Таш мрачнел с каждым словом, и Самконг перебил выбравшую неподходящее для восторгов время супругу.
– Пила, хватит! Эта предательница действительно была разряжена как кукла, князь вился около нее, как кот вокруг горшка со сметаной, а народ на площади просто бесился от радости! – И с горечью добавил, намекая на раны Таша, которые все никак не хотели заживать. – Жаль, что ты всего этого не видел! – А потом снова вызверился, вспомнив о причине всех их неприятностей. – Все, Таш, это – все! Теперь все кончено! Забудь про нее, или я перестану тебя уважать!
Теперь настала очередь Пилы заткнуть ему рот.
– Милый, замолчи! Если бы это было так просто, он бы уже это сделал!
Самконг в бешенстве начал мерить шагами комнату.
– Я не могу видеть, как мой друг умирает из-за дрянной девчонки, которая предала людей, которые до конца защищали ее! И из-за чего? Из-за горсти блестящих камешков?! Или из-за этого придурка, который нам всем устроил веселую жизнь?! Почему она тогда так рьяно отказывалась от него раньше? Объясни мне, Пила, я не понимаю! Мы десять, нет, сто раз могли вытащить ее из этого треклятого дворца, я рисковал столькими людьми ради нее, но она каждый раз заявляла, что она нас вообще не знает! Какая наглость, вы только подумайте! Нет, Таш, зря ты не разрешил утащить ее оттуда силой, по крайней мере, мы заставили бы ее объяснить всю эту ерунду!
Таш не стал комментировать свое тогдашнее решение, потому что, по его мнению, оно в комментариях не нуждалось. Кто Богер? Князь. Кто он сам? Изгой. А кто Рил, не считая того, что она самая прекрасная в мире женщина и свет в окошке для старого клейменого грешника? Вот то-то и оно. И кто из них сможет дать ей нормальную жизнь, в которой не страшно будет рожать детей?
Самконг молча отвернулся к окну, заметив, что его доводы, как всегда, не произвели на его друга должного впечатления.
Пила осторожно взяла Таша за руку.
– Не сердись на него, – мягко попросила она. – Он только кричит так, а на самом деле приложил столько усилий, чтобы мы сегодня были на площади! Столько денег выбросил на ветер за какой-то обшарпанный балкон! И знаешь, о чем там шушукался народ на площади после церемонии? Она не подала ему руку. Представляешь, невеста перед обходом статуи не подала руку! Князю самому пришлось это сделать, но жрецы промолчали, и брак посчитали свершившимся. – Она немного помолчала, а потом повернулась к мужу. – Я знаю, что ты будешь сердиться, милый, но я все равно скажу. Таш, она не по своей воле с ним. Чует мое сердце, не по своей! Когда после церемонии князь повел ее к экипажу, вид у нее был какой-то... не такой, как будто это и не Рил вовсе... ее даже наши закорючинцы не узнали, решили, что просто похожа, я слышала, как они кучкой собрались и обсуждали! Ты представляешь, князь объявил, что выкупил ее из рабства где-то на севере, и ее с нами вообще ничто не связывает! И потом... – Она не смогла продолжить, потому что Самконг обнял ее и повел вниз со словами:
– Ну все, хватит ему голову забивать всякой ерундой! Чем быстрее он забудет ее, тем лучше! Пойдем, пускай отдыхает.
Таш слушал, как они спускаются по скрипучей лестнице, и первый раз за эти черные дни почувствовал себя живым. Сквозь безысходность и отчаяние в его сердце стали появляться ростки надежды. Он выпростал из-под одеяла правую руку и левой рукой и зубами начал распутывать узел на бинтах. Это было тяжело и неудобно, Заген вязал узлы как заправский моряк, но звать на помощь он никого не собирался. Наконец свигров узел прекратил свое существование, и Таш начал торопливо избавляться от пропитанных мазью бинтов, открывая большой ожог на внутренней стороне правой руки.
