Ночь действительно была теплой, точнее, тепло было возле кипящего ручья. Ивар чувствовал, как у него все внутри сжимается, предвкушая что-то странное и восхитительное, что вот-вот должно произойти.
Он заснул около полуночи, и разбудил его крик петуха. Ивар лежал на усыпанной росой траве, по щеке его ползла какая-то букашка. Он нетерпеливо стряхнул ее и выпрямил затекшую спину.
В то же мгновение до него донесся голос Зигфрида, который пел Лауды, — Ивар узнал бы его голос из тысячи, но ведь теперь Зигфрид не мог петь!
Но Зигфрид пел и плакал от радости. И когда рассвело, Ивар увидел, что туман рассеялся, а на месте кострища возвышается гора золотистых углей высотой в рост человека. Эккехард, который тоже проснулся к этому времени, едва не упал, увидев такое, и бросился к деревне, но навстречу ему уже спешили деревенские жители с радостными известиями: у одного перестали болеть зубы, у другого прошла хромота. Зигфрид стоял на коленях с поднятыми к небу руками и пел. Эрменрих, которого от всех прочих отличала практическая сметка, вовремя заметил, как зашевелилась золотая груда, словно в углях возилось какое-то живое существо, и вовремя оттащил Зигфрида в сторону. Болдуин стоял на коленях, погрузившись в молитвенный экстаз, и ни на что не обращал внимания.
Восходящее солнце озарило разбитый круг камней, похожий на огромную корону древних королей.
Костер раскрылся. Над ним поднялось ароматное облако, из которого на землю полетели цветы — невесомые лепестки таяли и исчезали, едва коснувшись земли.
Из углей поднялось сияющее создание — прекрасное, как светлый день после долгой темной ночи. Оно расправило крылья и затрубило. Звук унесся в небо, отразился от земли и эхом отдавался в камнях так долго, что Ивар понял, что это — вовсе не эхо, а ответ.
— Феникс! — воскликнул Зигфрид. — Это знак блаженного Дайсана, который прошел сквозь смерть и стал жизнью для всех нас!
Птица расправила крылья и поднялась в небо. Она летела так стремительно, что вскоре превратилась в маленькую сияющую звездочку.
Когда и она исчезла, принц Эккехард вскрикнул от удивления: как и у всех жителей деревни, его раны чудесным образом исцелились.
— Вы видели силу Матери и Сына, — произнес Зигфрид.
Ивар знал, что никогда не забудет увиденного.
4
— Не торопись. Это всего лишь временное препятствие. У нас еще почти пять лет, чтобы приготовить ее к предназначенной ей роли. Этого более чем достаточно. Твое вполне оправданное негодование берет верх над рассудком, брат Все будет в порядке.
— Это ты так говоришь. Но у нас уже было слишком много неожиданностей и препятствий.
Санглант осторожно шел по тропинке, параллельной той, что вела из башни и по которой шли Анна и Северус. Санглант не хотел, чтобы они поняли, что он слышит их разговор. За десять месяцев, что они с Лиат прожили здесь, никто не догадался, насколько острый у него слух.
— Ведь ее привезли сюда для того, чтобы она поняла, насколько глупо потворствовать своим желаниям. Надеюсь, роды и последующая болезнь показали ей всю бесполезность земных привязанностей.
— Надо избавиться от этого… Этого животного!
— Спокойнее, брат. Я уже неоднократно испытывала его разными способами, но похоже, что та защита, которую дала ему мать, сильнее нашей магии.
— Ты хочешь сказать, что не смогла убить его?
— Да. Но у меня есть кое-какие мысли по этому поводу. У нас по-прежнему есть сила. Надо лишь выбрать нужный момент, чтобы применить ее.
— Ты никогда не заставишь ее пойти и против мужа, и против ребенка!
— Поживем — увидим, брат. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Они повернули и вышли на другую тропинку, Санглант отступил в сторону, давая им пройти.
— Добрый день, принц Санглант, — поздоровалась Анна, словно и не она только что говорила о его убийстве.
Брат Северус лишь хмыкнул, что, по его мнению, должно было означать приветствие.
— Добрый день, — отозвался он, сжимая в руке молоток. На какое-то мгновение Санглант представил, как этот молоток опускается на головы этой сладкоречивой парочки, и даже подумал, что это было бы лучшим решением всех проблем. Но он удержался. Анна наверняка защитила себя от подобных нападений, да и Лиат вряд ли понравится, если он убьет ее мать.
Даже несмотря на то, что она только что призналась в попытке убить его.
— Придет ли сегодня Лиатано на дневную трапезу? — вежливо поинтересовалась Анна, остановившись на некотором расстоянии. В общем-то, она могла пройти и спросить у самой Лиат, но почему-то не стала этого делать.
— Думаю, нет. — Санглант потопал по деревянной мостовой — в самых грязных местах они с Херибертом положили доски, чтобы можно было спокойно ходить, не опасаясь перепачкаться в луже. — Она поест дома.
И улыбнулся.
Гончая Анны зарычала, видимо чувствуя его неискренность. Санглант оставил эйкийскую собаку с Лиат — эта привычка появилась у него после рождения Блессинг.
— Хорошо, — сказала Анна.
Они ушли. Сестра Зоя вышла из башни, делая вид, что ее нисколько не интересует, чем он занимается. Санглант любовался ею на расстоянии, внезапно она повернулась и убежала. Он расхохотался, и тотчас один из полупрозрачных слуг весьма ощутимо пихнул его в бок.
— Тихо, — приказал принц, все еще посмеиваясь. — Я уже достаточно поработал сегодня, так что могу позволить себе безобидные развлечения.
Слуга исчез, вероятно, его позвали что-нибудь чистить в башне или в зале. Санглант почувствовал аромат свежевыпеченного хлеба и понял, что ужасно проголодался. В конце концов мостовая может и подождать. Он соскочил с положенных досок и напрямик зашагал к дому, где его ждали жена и ребенок.
Он услышал ее голос гораздо раньше, чем увидел ее.
— Нет-нет, конечно, он сделал все, что мог. Но я не могу не завидовать ей. Она нянчит мою дочь, а я не могу.
Санглант подошел к дому и увидел, что Лиат разговаривает с Херибертом, лежа на кушетке, которую он установил на улице, чтобы жена могла дышать свежим воздухом. Вокруг Лиат были разложены книги, принесенные Мериам и Венией. Хериберт сидел рядом, в руках у него были нож и стамеска — видно, он вырезал игрушку для маленькой Блессинг, но сейчас они вместе с Лиат наблюдали за Джерной, которая кормила малютку под яблоней.
Странное это было зрелище: сквозь тело Джерны он отчетливо видел ствол дерева, а она, которая была не плотнее воды или воздуха, могла держать на руках девочку.
— Как вы думаете, какое у нее молоко? — шепотом спросила Лиат, но Хериберт лишь пожал плечами.
— Блессинг растет, — сообщил он, как будто это все объясняло.
