Еще надо упомянуть, что жилых квартир в таком огромном доме было всего шесть, однако остальные жильцы и не подозревали, что имелась и седьмая, которую и занимала семья Мирославы.
Квартира досталась маме семейства Морозовых довольно интересно. Ольга Кузьминична росла в детском доме Центрального района Ленинграда с самых малых лет. Ольга, будучи маленькой девочкой, очень полюбилась своей воспитательнице, но та, не имея ни мужа, ни детей, не могла удочерить воспитанницу, уж слишком много было мороки со сбором документов, да и то не было никаких гарантий в одобрении.
Однажды взрослая женщина не явилась на работу, а чуть позже директор детского дома вызвал маленькую Олю, которая только-только пошла в первый класс, к себе в кабинет. Помимо него в кабинете сидели еще двое: мужчина и женщина, разодетые в старомодные тулупы и валенки. Так вот тот пришедший мужчина, по возрасту приближающийся к отметке «дед» в лично выдуманной Олей системе координат возрастов, на тот момент еще Гончаровой, рассказал, что воспитательница погибла в автокатастрофе, а в наследство оставила девочке жилье в центре Ленинграда. Так в жизни у маленькой Оли случилась еще одна большая потеря: сначала родители, а сейчас и любимая воспитательница, заменившая мать.
Квартиру сразу переписали на девочку безо всяких бюрократических заморочек, что даже юной школьнице показалось странным, но впоследствии проблем не было. Если не считать косых взглядов директора детдома, а также многочисленных попыток ее удочерить чужими людьми, дабы переписать квартиру на себя. Но всегда удочерение срывалось по той или иной причине, а через несколько лет попытки и вовсе прекратились.
Попала Ольга в квартиру только после знакомства с Михаилом. Ему показалось странным, что девушка не могла найти по адресу собственное жилье, ее будто отводило от нее. И однажды он сопроводил подругу на улицу Рубинштейна к дому «у пяти углов». Когда они поднялись на пятый этаж, парень понял, в чем тут дело, и сразу сообразил, что Ольга точно простачка, а квартира когда-то однозначно принадлежала ведьмагам. Кто они были и почему передали квартиру его девушке — они не знали.
Ольга была ошарашена и не могла понять, как это она раньше не замечала дверь, которая стояла ровно посередине площадки, а через несколько недель узнала от своего будущего мужа всю правду о нем. Михаил оказался ведьмагом. К облегчению молодого аспиранта-археолога, девушка приняла новость с энтузиазмом, не устраивала истерик и не падала в обморок от шока.
Она переехала из съемной комнаты в коммуналке, которую она целых два года снимала неподалеку, в собственную пятикомнатную квартиру, а вскоре пригласила переехать к ней и своего Мишутку. Квартира была скрыта от глаз посторонних зевак, однако представители империи ведьмагов довели до органов местного управления простаков сведения о таком жилье, что на самом деле не было редкостью в таком старинном историческом городе, к тому же, столице магического славянского мира.
Что уж там говорить, сама Мирослава узнала, обо всем этом совсем недавно. От чего ей показалось безумно весело наблюдать, как редкие встречавшиеся соседи привычно здороваются с девочкой и вообще не обращают внимания, в какую именно квартиру поднимается школьница. Заговоренная квартира не притягивала чужих глаз и не вызывала подозрений.
Нажав на кнопку дверного звонка, юная ведьма услышала знакомую птичью трель, оповещающую о прибытии гостей. Послышались быстрые шаги, и дверь мигом распахнулась. На пороге стоял широко улыбающийся папа. Он, как показалось девочке, немного поправился на африканской пище за эти полгода, и его пузико, как выражалась мама, стало чуть больше.
Также, судя по всему, он абсолютно точно захотел максимально приблизиться к аборигенам, поэтому и не брился. Тронутая сединой русая борода густо обрамляла круглое лицо. Рост у мужчины был не исполинский, но близкий к этому. Потолки в квартире были высокие, около четырех метров, так вот Михаил Иванович доставал ровно до середины высоты стены.
— Дочурка моя приехала! — обрадовался мужчина и прямо в домашних тапочках вы-
бежал на лестничную площадку.
Он одним рывком поднял желтый чемодан, уже изрядно потасканный. Будет уместно вспомнить, что чемоданчик побывал почти всех странах Африки, а затем колесил по грязи среди кустарников с новой хозяйкой по горе Манараге.
Другой рукой папа по привычке, будто забыв, сколько дочке лет, поднял и ее саму. Но сделав пару шагов за порог квартиры, он ойкнул и встал, как вкопанный, а затем, краснея как помидор, просипел:
— Слезай, душа моя…
Мирослава не смогла сдержать улыбки и лишь покачала головой: папа не менялся с возрастом! Тут из кухни показалась мама, вытиравшая руки о передник. Она покачала головой, будто с укором, но сама ярко улыбалась. Ее светлые густые волосы были завязаны в небрежный пучок на макушке, а спортивный современный красный костюм совершенно выбивался из общего интерьера квартиры. А также было совсем непонятно, как одетая по последней моде, мама может терпеть папин фирменный стиль «надел то, что первым выпало из шкафа». Они были будто из разных миров!
— Мира-а-а, — небрежно бросив передник куда-то вглубь кухни, закричала Ольга и бросилась по длинному коридору к дочери. — Что это на тебе? — скривила она накрашенные красной помадой губки, осматривая школьный тулуп после того, как чуть не задушила собственную дочь в объятиях.
— Очень практичная вещь, — хрипел мужчина, стоя в полусогнутом положении и хватаясь руками за поясницу, на которой задралась рубашка в коричневую клетку.
— Вижу, совсем ты уже не бравый гусар, — театрально вздохнула Ольга Кузьминична и исподтишка толкнула мужа в бок, слушая от того причитания. На удивленный взгляд Мирославы она игриво пожала плечами, мол: «А так ему и надо!». — А у тебя что с щекой? Почему опять разодрана?
Девочка, уже забывшая о том, что еще вчера София припечатала на ее щеку свою ладонь с перстнем, дотронулась до царапины.
— Да это так, мам, травмы на производстве! А мы разве не с бабушкой Новый год будем праздновать? — перевела тему яриловка, кидая верхнюю одежду на вешалку и проходя по длинному коридору квартиры.
— Куда же вы без меня, — раздался голос Серафимы Николаевны, выходящей из комнаты, которая целиком и полностью была передана во владения женщины, когда она приезжала в Петербург. Девочка взвизгнула и кинулась бабушке на шею, стараясь не свалить ту с ног. — Ты так выросла, Мирочка! — со слезами на глазах говорила женщина, гладя ладонями щеки внучки.
— Да ладно тебе, — улыбнулась Мирослава и шепнула бабушке на ухо, — у папы снова спину свело, надо бы помочь.
Серафима Николаевна цокнула языком и посмотрела в сторону сына. Она покрепче схватила свой костыль, который на самом деле являлся посохом, и заковыляла в свою комнату.
Раздался шелест пакетов, тихие бормотания и уже через полминуты старушка показалась вновь. Она подошла к мужчине, что-то ему выговаривая, и наколдовала воду в стакане, взявшегося прямо из воздуха. Кинула туда какой-то натертый травяной порошок и протянула его сыну.
Михаил залпом выпил содержимое, стараясь не разгибать окоченевшей спины и стоя на полусогнутых ногах. Но практически тут же ему полегчало, и он оперся о стоявшую рядом обувную тумбу, громко выдыхая.
— Матушка, ты волшебница, — сказал тот и, громко чмокнув мать в морщинистую щеку, вприпрыжку заскакал по коридору. В этом был весь папа: неунывающий и оптимистичный!
Весь вечер Мирослава рассказывала родственникам о своей учебе в школе ведьмагии, о преподавателях и друзьях, о масштабах праздников, о волшебных коврах и своей первой командной победе. Упустила лишь только подробности, из-за чего конкретно она получила столько отработок и о нападениях на учеников.
К слову, мама, выслушав все молча, что было ей не свойственно, легко встала и, пройдя к белому высокому стеллажу, забитому разной макулатурой, кинула на стол пару газет под названием «Славянский вестник».
