Вот я и отправился в церковь Святой Троицы. Никого не спрашивая, я спустился по лестницам, снося выстрелами засовы. Но прежде чем я погрузился в хитросплетение подземных ходов, дорогу мне заступил отец Павел. В свете керосиновой лампы я отлично видел его перекошенное лицо.
— Остановись, сын мой! Скажи, что ты задумал?
Я только усмехнулся. А он ужаснулся, прочитав решимость в моих глазах.
— Сын мой, заклинаю тебя, — продолжал священник. — Ты не должен делать этого. Ты…
Но я не дал ему договорить. Я был как одержимый, был полон решимости и больше всего боялся, что в какой-то момент дрогну и не смогу сотворить задуманного. Слов но в страшном сне, я поднял винчестер и, уперев ствол в грудь святого отца, надавил на курок. Грохот выстрела был подобен удару грома. Несчастного отшвырнуло, словно тряпичную куклу, а я шагнул вперед, переступив через труп. За что я его убил? Нет, правильнее спросить: почему? Не знаю. Я был одержим… Одержим Старцем, Гоцларом, охвачен ненавистью к законной власти, к лживым служителям церкви, к революционерам всех мастей…
И вот я снова оказался перед скованным Старцем.
— Я знал, что ты придешь снова, — прозвучало у меня в голове.
— Ты не мог знать этого, — возразил я на неведомом мне языке. — Просто сокровища Гоцлара оказались мне не по зубам.
— Я же говорил, в Древнем городе тебя ждет только смерть. Кто бы ни правил там ныне — мои соотечественники или Ми-го, они не подпустят людей к своим тайнам.
— Но нас остановили не древние Боги, а орды дикарей — обычных человеческих существ.
— Что ж, Гоцлар снова жив… Я рад слышать об этом, но что касается людей… Сомневаюсь, что они правят Древним городом. Скорее всего, они лишь рабы — пушечное мясо для истинных владык.
— Тем не менее погибло много достойных людей, и я вернулся ни с чем.
— Что ж, могу лишь напомнить, что предупреждал тебя.
— Сделанного не изменишь… Ты знаешь, зачем я пришел сюда?
— Знаю, — ответило чудовище. — Но ты проделал напрасный путь и зря убил моего мучителя. Я не смогу тебе помочь, а если бы и мог, то не стал бы этого делать.
— Почему?
— Потому что людям не нужны ни сокровища, ни тайны иных Богов. Люди на то и люди… Иначе они и в самом деле станут богами, и тогда этот мир не выдержит, вселенная развалится, словно карточный домик, если нарушится суть мироустройства. «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку», — провозгласили ваши древние мудрецы, и были абсолютно правы… Но твое желание освободить меня — праведно само по себе. Ни одно живое существо не должно быть жертвой насилия — говорит ваша религия, и согласно ее догмам, я должен быть свободен.
— Но я…
Старец остановил меня. Как он это сделал, я не понял, но он заставит меня замолчать, дав понять, что ему нужно время, чтобы все обдумать.
Мгновения тянулись годами. Мне казалось, вот-вот сзади вспыхнут многочисленные факелы, и огромная рассвирепевшая толпа ворвется в зал, чтобы отомстить за своего любимого батюшку и четвертовать меня, как ярого грешника. Но ничего подобного не происходило. А я так и стоял, сжимая в руках винчестер, перед скованным исполином — выходцем из иной эпохи.
Наконец после долгой паузы Старец продолжал:
— К сожалению, я не могу дать тебе то, чего ты так желаешь. Я не могу одарить тебя сокровищами и тайнами Гоцлара. Это — вне моей власти и желаний. К тому же, когда кровавая пелена спадет с твоих глаз, ты принесешь обеты, которые не позволят тебе воспользоваться ни тем, ни другим… — тут он опять сделал многозначительную паузу, словно стараясь еще больше привлечь мое внимание, хотя я и так весь был обращен в слух, с трепетом разглядывая ужасные формы этого совершенно чуждого человеку существа. — Я знаю, вашей стране предстоят тяжелые, кровавые испытания. Погибнет много достойных людей. Процесс уже запущен, и никто не сможет его остановить. Тем не менее… как джинн из восточной сказки, я предложу тебе исполнить три твоих желания. То есть ты освободишь меня, и при этом я исполню три желания. Я дам тебе частицу Искусства — той самой истинной, первородной магии, которая позволит тебе всегда с легкостью ощущать и выявлять колдовские составляющие в нашем реальном мире. Она позволит тебе изучать сложнейшие заклятия, интуитивно понимая их смысл, а не тупо заучивая, как поступает большинство людей, прикоснувшихся к древнему знанию и считающих себя колдунами и волшебниками. Ты будешь понимать «почему это происходит?», а вопрос «как это сделать?» станет для тебя вторичным…
— Я согласен, — кивнул я Старцу. — Это достойный дар.
— Еще я наделю тебя необходимыми способностями для того, чтобы выжить в кровавом водовороте, надвигающемся на мир. Ты будешь мастером клинка и рукопашного боя. Тебе не будет равных в стрельбе. Нет, я не стану, да и не смогу сделать из тебя непобедимого героя. Всегда найдется тот, кто стреляет, фехтует и дерется лучше тебя, но в отличие от них, у тебя эти знания будут интуитивными, а не вновь приобретенными. Да, и еще, конечно, искусство дипломата. При необходимости, с помощью слов убеждения ты сможешь выкрутиться из любой безнадежной ситуации, доказав своим оппонентам, что черное есть белое, и наоборот. Тем самым я дам тебе шанс выжить, не пропав безвестно под колесами истории.
— Я согласен, — вновь повторил я, и прежде чем Старец продолжил, добавил: — Ну а третье желание я оставлю на потом.
— На потом? — удивился плененный Бог.
— Да, — подтвердил я. — Ты сам сказал, что впереди тяжелые времена. Невозможно предсказать, что нас ожидает, так пусть у меня будет туз в рукаве. Ты будешь мне должен, и в тот миг, когда я попрошу тебя помочь мне, ты сделаешь необходимое.
Теперь настало время задуматься Старцу. Мне показалось, что молчание его будет длиться вечно. Я вновь замер, прислушиваясь. Но в подземных коридорах царила мертвая тишина.
— Хорошо, я согласен, — наконец ответствовал мне Старец. — Но ты сможешь призвать меня лишь один раз. Я — враг людям, точно также, как любой человек — враг моей расе, и, следовательно, когда я выполню твое третье желание, мы снова станем врагами.
— Да будет так.
— А теперь ты должен меня освободить.
Я кивнул. Спустившись вниз по узкой, почти незаметной лесенке, я заложил крошечные кусочки динамита в основание цепей, вмурованных в стену.
— Я вырву цепи из стены, — объяснил я. — Ты станешь свободен, но оковы снимешь сам.
