– А вообще, когда тебя моют сразу три девицы отнюдь не страхолюдного обличья – в этом что-то есть, – он только вздохнул, когда Патрисия храбро накинулась на его плечи и спину с мочалкой, явно переоценив свои силы. – Но я лично отчего-то думаю, что матушка не поступит с тобой так уж бесчеловечно. Он закрыл глаза вновь. А ведь недурственно – весьма здорово, когда нежные руки ласково и в то же время азартно моют и чуть массажируют тебя. Он даже тихонько мурлыкнул от удовольствия, когда девичья ладошка смело добралась уж вовсе до интересного места – истосковавшееся по женской ласке тело отреагирвало однозначно. И только ойкнул, когда в воркующем голоске Фионы вдруг прорезались ледяные нотки.
– Сабрина, а тебе не кажется, что это уже слишком? Та хихикнула легонько, и довольно безуспешно попыталась подпустить в голос раскаяния.
– Ага, а ведь их светлости нравится – вон как. И только пусть попробуют сказать, что нет, – но шалить прекратила. И что оставалось ответить озадаченному от подобного весёлого нахальства Гуго? Правильно вы мыслите – промолчать. Но очень красноречиво.
Высокие ажурные ворота словно нехотя отворились. Кованые из железа узоры разъехались в две стороны, освободив мощёную голубовато-серым благородным гранитом дорожку. Слева и справа ещё зеленели едва тронутые осенью узорные клумбы и причудливо постриженные кустарники, меж которых прихотливо вились боковые дорожки. Посыпанные жёлтым или розовым гравием, они уводили в стороны
– быть может, к вон той ротонде серо-белого мрамора. А может, и к невидимому фонтану, чьё журчание весело разливалось в застывшем словно от ощущения беды воздухе. Гуго несколько мгновений постоял на самом входе королевского парка. Ему нравилось это ощущение перед битвой – когда без вина прошибает лёгкий, сладковатый хмель. Когда всё окружающее становится неестественно чётким и ярким, а резкие запахи больших мохнатых цветов прямо-таки забивают чуть расширившиеся ноздри. Дорожка из-под ног уводила прямо. Затем раздваивалась, огибая немаленького размера статую в обрамлении круга бело-фиолетовых цветов. И только потом умирала у подножия такого широкого и помпезного крыльца, что молодой воин неодобрительно проворчал:
– Мания величия у них тут, что ли?.. Новая одежда непривычно сидела на фигуре, зато низкие мягкие сапожки, что поутру притащила из лавки Сабрина, оказались весьма удобно сидящими на ногах. Хорошая девчонка, хоть и шалопутная – надо будет позаботиться о ней… А в левой руке Гуго держал ножны с обмотанными вокруг ремнями. Меч трепетал и просился на волю – скорей, хозяин, скорей! Но человек продолжал стоять, словно в сомнении чуть опустив взор и не обращая внимания на две ровные шеренги закованых в воронёную сталь солдат, неподвижно замерших по обе стороны предстоящего пути. На чёрные с тонкими цветными полосками по вороту плащи магов, застывших у статуи и на крыльце. На почти две сотни арбалетчиков, стоящих на крышах обоих крыльев дворца и зоной обстрела накрывающих весь парк. Но он терпеливо стоял. И лишь когда материнский перстень вдруг ощутимо нагрелся на пальце, Воин поднял взгляд – и от его улыбки крайние солдаты заметно побледнели.
– Неужто я такой страшный? – хмыкнул Гуго, осознавая, что его прошибает мандраж, словно новичка. И что он попросту тянет время. Сигнал от невидимой Фионы, ошивающейся где-то здесь и обезвреживающей магические ловушки да особо опасные каверзы, поступил. Пора. Воин скинул и отбросил в сторону куртку, оставшись в белоснежной рубашке и тёмных, заправленных в полусапожки брюках. И его правая ладонь, затянутая в полуперчатку тонкой, но особо прочной выделки кожи, привычным жестом легла на рукоять. Медленно, не спеша, смакуя этот звук и эти мгновения словно благородное вино, Воин плавно и неспешно потянул клинок из ножен. С туговатой податливостью сталь вышла на свет, явив миру свою готовность к тому единственному делу, для которого она была рождена. Чушь пишут борзописцы в своих романах – мол, «молниеносно выхватил меч». Нет, это движение преисполнено достоинства, проявления уважения к благородному оружию, к себе – и к противнику. Ножны Гуго использовал складные – новомодной, но оказавшейся весьма удобной конструкции. Хлопнув ими по носку сапога, он прицепил получившийся неширокий брусок чуть сзади к поясу. Положил левую ладонь ниже правой на противовес с вделанным в него бубенцом – чтобы позвякивало при перехвате. Заботливо пошевелил пальцами, укладывая их поухватистее, как делал тысячи раз. Не стиснул рукоять, как тупо друг за другом повторяют сочинители, нет! Клинок надо держать нежно, как женщину – или птицу. Слишком сильно сожмёшь – сломаешь. Ослабишь хватку – улетит… Плавным, текучим движением он чуть проверил готовность всего тела. Хоть и размялся утром, а всё же – в битве нет мелочей. Вкрадчиво сделал «кошачью лапку» – клинок словно заигрывая поплыл вперёд и тут же вернулся. Вроде и нехитрый приём, да и один из самых медленных. Казалось, что стоит такой отбить или увернуться – а вот поди ж ты угадай, куда тебя тронет такой котик и с какой точки траектории «лапка» перейдёт в стремительный колющий или рубящий удар. Завороженно следящие солдаты, маги и стрелки даже не успели заметить, как фигура воина рванулась вперёд, размазывающейся тенью замелькав уже среди них. И дальше был один только хаос, которому они столь ревностно служили…
В себя он пришёл только на крыльце, жадно хватая воздух запалённым дыханием и ощущая, как гулко заходится сердце. Что творилось сзади, в остатках дворцового парка, он не хотел даже смотреть – от оставшихся в памяти хаотических отрывков совсем не по-дворянски тянуло попросту проблеваться. Но по-прежнему на устах огненным цветком пылал последний поцелуй Рыжей Ведьмы – да такой, что у воина жарким румянцем горели щёки. Выждав пару минут, пока хоть отчасти восстановятся силы, Гуго ощутил, как саднит плечо, о которое барон ван Хольм сломал свой меч. Как ноет спина и грудь от изломавшихся о невидимую броню десятков арбалетных болтов. Как остывает получившая несколько дюжин боевых заклинаний пропотелая рубаха.
– Ну что ж, начало неплохое, – заметил он стоящему чуть в стороне барону. По какой прихоти он пощадил его, не знал и сам Гуго – но наверняка знал Воин, живущий в нём. Надо будет на досуге обдумать, зачем… Здание впереди оказалось вовсе не самим дворцом, как показалось поначалу из парка – а всего лишь внешним то ли зданием, то ли главной проходной. Пройдя его насквозь без особых хлопот, Гуго выбрался с той стороны на широкую площадь
– а уж за нею хмурое небо подпирал Железный Дворец. Если при взгляде из города он казался просто большим, то вблизи оказался и вовсе огромным. Подавлял своим мрачным великолепием, словно закованный в сумрачную сталь конный рыцарь оробевшего перед ним крестьянина.
