И только гвардейцы стояли рядом с ней, сконфужено переминались с ноги на ногу и старательно избегали глядеть ей в глаза.
Они только что закончили излагать события прошедшей ночи.
— …И с тех пор Ивана абсолютно никто не видел? — угрюмо уточнила она.
— Нет… совсем никто… Мы всех переспрошали… Макарша на себе волосы клочками дерет, говорит, это он его прокараулил, не углядел, не уследил…
— Кстати, о "прокараулил", — запоздало спохватилась царевна, скрепя сердце отодвигая пропавшего супруга на второй план. — Вранежа вы отпустили, или сам удрал?
— Вранежа?!..
— Понятно, — мрачно поджала губы она. — Сначала Иван, теперь еще и этот гусь…
— Вранеж сбежал?!
— Ну, если никто ему вольной не давал…
— Да кто ему!..
— Да кто его!..
— Да кому он!..
— Демоны его задери!..
— Постой, а откуда ты знаешь, что он утек?.. — прервал поток красноречия друзей Кондрат.
Царевна обвела театральным жестом следы аварии.
— Это была его карета, ребята. И его деньги. Мы с охотниками их сегодня на горке нашли. Правда, ни лошадей, ни кучера, ни хозяина нигде рядом не было…
— Демоны задрали? — с робкой надеждой воззрился на нее Прохор.
— А у него сегодня ночью дом сгорел, — ни с того, ни с сего вспомнил вдруг Захар.
— Поджег и сбежал? — нахмурилась Серафима.
— Сбежал и поджег? — предположил Наум.
— Сбежал, поджег и сбежал, — сурово вывел окончательную версию происшедшего Кондратий.
— Но где же тогда может быть Иван, где?!.. Интуицией чувствую, что это как-то связано, но как, как, как, как?!..
— Ваше высочество Серафима?..
Царевна почувствовала, как кто-то несмело, но настойчиво потянул ее за рукав сзади.
Она раздраженно оглянулась, и на уровне плеча встретилась взглядами с тремя парами серьезных детских глаз.
— Ваше царственное высочество, надо говорить, — с негодованием прошипела единственная среди них девочка на своих друзей и сделала попытку изобразить реверанс, держась за подол нового армячка.
— Да, то есть, ваше царственное высочество, — быстро отпустил ее рукав и поправился курносый мальчишка.
— Мы хотели… — заговорил было третий.
— А теперь про погоду надо, — так же сердито цыкнула на второго невежду девчонка и, не сводя преданного взора с озадаченной царевны, с выражением продекламировала:
— А погода сегодня холодная, ваше царственное высочество. Скоро конец ноября, как — ни как. Снег должен уже вовсю лежать…
— А он все никак не уляжется, — степенно присоединился к светской беседе курносый. — Смотрю я, небо темное, смурное, а ни шиша нету…
— Может, хоть сегодня снег пойдет? — нерешительно предположил парнишка с поцарапанной щекой.
— Какой снег? При чем тут снег? — непонимающе сморгнула Серафима и перевела встревоженный взгляд с одного знатока придворного этикета на другого, потом на девочку. — Вы что-то про Ивана знаете, так?
— Да… То есть, нет…
— Мыська хочет сказать, что мы видели его высочество Ивана после того, как все в управе разошлись, — пояснил курносый мальчик.
— Но мы не знаем точно, куда он ушел… — развел руками его поцарапанный товарищ.
— Но нам кажется…
— Скорее всего…
— Хотя мы не знаем точно…
— Потому что он ничего про это не говорил…
— Это просто мы думаем, что он думал, вы не думайте…
— А точно мы и не знаем никак…
— ЧТО?!
— Что он хотел пойти в тюрьму поговорить с Вранежем, — расстроено завершила девочка, повернулась уйти с чувством выполненного долга[64], и мальчишки потянулись за ней.
Гвардейцы вскинулись.
— Откуда?!..
— Кто?!..
— Как?!..
— Когда?!
— Тихо, тихо, Кондрат, Захар, прекратите! Вы же их так только перепугаете! — укоризненно замахала руками на солдат как на драчливых мальчишек Находка.
— Но мы должны!..
— А мы не боимся!..
— Что?.. Что эти пострелята опять наваракосили? На минуту отвернуться нельзя!..
Это подоспели дед Голуб с матушкой Гусей.
— Ничего…
И тут Находка, последние несколько минут недоуменно вглядывавшаяся в лицо тощей пигалицы с косичками, точно вспоминая нечто важное, наконец это важное вспомнила, и с пытливо заглянула Мыське в лицо:
— Как дела у тебя в новом доме? Собаки твоего отчима теперь ведут себя хорошо?
— Так это вы?!.. Вы знали?!.. В мешочке был не… То есть, это вы нарочно?.. В смысле, специально?.. — вытянулась и заиграла недавними моральными страданиями Мыськина физиономия.
Из всего мини-разговора попечители бездомных постолят уловили только три ключевых слова.
— В твоем новом доме?!.. — глаза деда увеличились в диаметре размеров на пять.
— Какие собаки? Какого отчима?!.. — посоперничать с ними могли только изумленные очи старшей воспитательницы.
Мыська втянула голову в плечи и густо покраснела.
— Мы сейчас все объясним! — поспешно пришел на выручку боевой подруге Кысь.
— Мы же как лучше хотели!.. — беспомощно обвел отчаянным взглядом озадаченно-суровую аудиторию Снегирча.
— Мы же для всех старались… — прошептала девочка.
— Вот и хорошо, — с холодным неподвижным лицом снайпера, замершего у прицела, обвела всех стальным взглядом Серафима, и пальцы ее сжались и закаменели на рукоятке меча. — Тогда мы сейчас отойдем в сторонку, и вы расскажете всё быстро, с начала и по порядку.
Серафима, Находка и четверо гвардейцев застыли у закопченных, местами еще дымящихся руин некогда роскошного белого особняка.
Малахай жалко ссутулился и, горестно вздыхая и отфыркиваясь, прижался к хозяйкиным ногам, уткнув черный мокрый нос в колючую шерсть юбки.
Черная копоть…
Провалившиеся черные перекрытия, продавленные безжалостно изломанными огнем бугристыми черными балками…
Вонзающиеся вопиющими об отмщении одинокими перстами в серое небо черные каминные трубы…
Безобразные черные проплешины, выгоревшие в бурой пожухлой осенней траве…
Горький черный запах гари, расползшийся и отравивший собой всю улицу, всю землю и весь воздух вокруг…
Черный день.
Черное время.
Черное место.
Живых здесь быть не могло.
С неба, как замерзшие слезы холодного бога, стали медленно падать огромные белые снежинки.
— Ваше высочество…
— Серафима…
Октябришна и солдаты заговорили одновременно, толком даже не зная, что хотели сказать — утешить, убедить, подбодрить, или отвлечь, но только чтобы разбить, порвать это безжизненное черное молчание, которое гнело, сжимало, давило на них словно огромная обугленная балка. Но царевна яростно вскинула на них блеснувший то ли сталью, то ли слезами взгляд, и голоса нерешительно смолкли.
