Грохнувшись на асфальт, он тут же вскочил и, продолжая рычать, бросился к забору.
— Стой! Стой, гад!! — заорал парень, до которого дошло, что его, такого уверенного в себе и крутого, только что банально ограбили.
Но Митя уже протиснулся под бетонной плитой и помчался через пустырь, по дороге одним своим видом разогнав мирно дремавших дворняг.
…Остановился он только в конце Староконюшенного переулка. Привалившись плечом к углу дома, Митя поднес зажатый в руке телефон к уху и только тут обнаружил, что все это время мобильник работал, и соединение не разорвано.
— Алло, — хрипло сказал он в трубку.
— Алье, — тонким голосом пропела неизвестная Карина, — Шуршик, ну ты чьего-о-о. Я тут жду-жду, как дурья…
— А ты и есть дура! — неожиданно для себя самого выпалил Митя и нажал на кнопку.
Быстро набрав номер Торлецкого, мальчик постарался успокоиться и когда в трубке раздалось скрипучее графское:
— У аппарата!
Раздельно произнес:
— Добрый день, Федор Анатольевич! Это Митя. Я нашел. Я нашел Троянду…
* * *
Система подземных переходов возле Курка, то бишь Курского вокзала — место особое, непростое. Недаром в народе зовутся эти подземелья «Атлантидой».
Это вам не кривоватая «Труба» на Пушке, не китайгородский «Каток» под Старой площадью и не «Кишка» у Павлика, сиречь Павелецкого вокзала.
Человек, спланировавший здешние катакомбы, без сомнений, был гением. Гением хаоса. Его творение широко раскинуло шупальца-переходы, ведущие во все стороны — и к станциям метро «Курская» и «Чкаловская», и к театру имени Гоголя, и на платформы поездов дальнего следования, и в само здание самого большого не только в стране — в Европе — вокзала.
Здесь же, где-то в закоулках подземных коридоров, находилась и знаменитая Черная дверь, через которую, как утверждали завсегдатаи и аборигены «Атлантиды», можно было попасть в секретные тоннели правительственного метро. Правда, понять, какая из многочисленных железных дверей, имеющихся в переходе, та самая, было совершенно невозможно. За одними торговцы складировали товар, за другими хранился немудреный уборщицкий инвентарь, третьи вовсе оказывались наглухо заваренными. Но слухи о Черной двери продолжают жить. Видимо — неспроста…
Днем под Курком кипела оживленная, обычная, понятная и москвичам, и гостям столицы жизнь.
Ломились куда-то, вытаращив глаза и покрепче стискивая в руках сумки и баулы, приезжие. С недовольными минами целеустремленно резали толпу коренные жители первопрестольной, волею судеб попавшие в «Атлантиду».
Десятки ларьков и ларечков, прижавшись к кафельным стенам, торговали всякой всячиной, от сигарет и лимонада до холодного (и не только!) оружия и милицейской формы. Шныряли в толпе щипачи-карманники, сидели у стен нищие, горделиво распихивая мирных граждан квадратными плечами, прохаживались стражи порядка.
Цыганки высматривали в толпе потенциальных лохов, а высмотрев, кидались всем скопом, и вот уже побледневшая жертва, прижатая к грязноватому кафелю стены, по-бараньи блеет что-то про неверие в гадание и убежденный материализм. Спустя несколько минут черноглазые дочери кибиток исчезнут, а адепт материализма полными ужаса и непонимания глазами будет разглядывать пустой бумажник.
Отдельно, стайкой, топчутся в закутке у поворота к вокзалу бановые — вокзальные бомжихи-проститутки. Есть здесь и сорокалетние матроны, украшенные фингалами и шрамами, и четырнадцатилетние девчушки с ярко размалеванными дешевой косметикой рожицами. Но вне зависимости от возраста цена «за разок» у всех одна — пара бутылок водки, забитый косяк или три-четыре сотни рублей.
Французы придумали замечательную фразу, объясняющую сразу все в этом мире, и в том числе то, что происходит в переходе под Курком. Се ля ви — ни убавить, ни прибавить…
Шумная и оживленная днем, к вечеру «Атлантида» преображается. На город опускается ночь. Порядочные и где-то даже честные люди покидают свои офисы, конторы и заводские цехи, стремясь как можно скорее добраться до уютных, пусть и размером с курятник, квартирок, а в переходе при тех же декорациях разительно меняется состав труппы.
Они выползают из неведомых тупичков и вокзальных подсобок. Их движения ленивы и нетверды, они ходят качающейся мореманской походкой, но взгляды из-под полуопущенных век цепки и полны злобного азарта.
Их немного, обычно три-четыре бригады по пять-восемь человек. В общей колготне они не видны, и лишь опытный глаз выцепит из людской мешанины бледные, опухшие или, наоборот, изможденно-худые лица.
Но владельцы опытных глаз вместе со своими рациями, автоматами и дубинками уже покинули подземные тоннели. У милиции свои дела в это время суток, и пасти незарегистрированных приезжих, а также доить незаконных торговцев в переходе они продолжат завтра.
Поначалу бригады просто фланируют по всему переходу и его ответвлениям, прочесывая толпу, словно гребень — волосы. Наметив жертву, то одна, то другая компания на какое-то время исчезает, а затем возвращается, либо отягощенная добычей в виде нескольких купюр, часов и колец-сережек, либо пустая, и вновь подключается к «чесу».
Но вот толпа рассосалась. Близится время «Ч» и метро уже затворило свои стеклянные двери. Одинокие прохожие нет-нет да и заскочат в переход, но это либо мрачные и злые работяги, у которых в карманах, кроме мятой десятки и не менее мятой пачки «Примы», ничего нет, либо подвыпившие сборщики банок и бутылок.
И тогда бригады поднимаются на поверхность. Они расползаются по окрестностям вокзала, патрулируют улицы, дежурят у дверей кафе и ресторанов.
Их главная добыча — подвыпившие любители кабацких гулянок и посиделок. Их главная цель — набрать, «натырить», «наскокать» достаточно «баблосов» на «дозняк», чтобы пережить эту ночь и следующий день.
Настоящие, не выдуманные столичные вампиры, они еженощно выходят на охоту. Им не нужна кровь, но без нее не обходится практически ни один «скачок». Они сосут и сосут из людей деньги, тут же, в надежных точках, разбросанных по окрестностям Курка, превращая их в зелье, дарящее, пусть и на время, покой и тихую радость бытия.
…Бригада Припуха в ту ночь отоварилась удачно. Пожилой упакованный айзер и его длинноногая блондинистая спутница — редкая добыча. Сластолюбивого южного гостя подвело либидо. Покинув дорогой ресторанчик на углу Земляного вала и Казенного переулка, он, пьяновато покачиваясь, усадил свою пассию в низкий черный «Ниссан». Хлопнула дверца, но вместо того, чтобы отправиться восвояси, «Ниссан» отъехал в тупичок между домами и потушил фары.
