— Ну че, припухли?! — визгливо завопил он на всю «Атлантиду». — А ну, снимай шмотье, недоделки! Быстро, бля, а то дырок в горле насверлю!!
— Морось, — не поворачивая головы непонятно сказала девочка красивым, певучим голосом. Сказала — и сдернула с головы кожаную шапочку. Придвинувшиеся торчки ошалело уставились на бритый череп малолетки, украшенный роскошной татуировкой: развернув капюшон, на них зло глядела, оскалив длинные клыки, до жути настоящая королевская кобра.
— Шибало, — досадливо буркнул белобрысый спутник татуированной и сделал быстрый, неуловимый шаг в сторону, одновременно взмахнув руками, в которых, словно по волшебству, возникли короткие и широкие тесаки с блестящими лезвиями.
— Чойко перынко зачила, ой, гуляй-гуляй! — весело пропела девчонка, и из рукавов ее куртки с лязгом выдвинулись вороненые трехгранные лезвия.
— Вы че, сопляки… — начал кто-то из бригады за спиной у Припуха. Там тоже лязгало и шуршало — торчки вынимали оружие, уж слишком жутко поблескивали кривые клинки в руках у белобрысого и уж слишком веселой была его желтоглазая подружка.
— Гаси их! — превозмогая из последних сил страх, заорал Припух и ткнул в пацана ножом, целясь в живот.
Удар его пришелся в пустоту, а в следующий момент бригадир уже тупо таращился на свою руку, лежащую на грязном полу. Кровь фонтаном ударила из обрубка, оставив широкую алую полосу на белом кафеле стены.
— А-а-а-а!! — многоголосый вой ударил в стены перехода, забился меж темных витрин ларьков, запертых дверей, и через мгновение замер где-то в самых дальних закоулках «Атлантиды».
— …Бозолашки заживила, ой, гуляй-гуляй! — допела желтоглазая, ногой спихнула со своего клинка тело Мэнсона, выдувавшего кровавые пузыри из обметанного красным рта, и огляделась — все их противники без движения лежали в лужах крови.
— Замети! — распорядился белобрысый и принялся деловито рубить тела убитых торчков на куски.
— Не дорголь мамо печевью бить! — белозубо улыбнулась девочка и принялась за дело. Натянув на голову шапочку, она не глядя, на ощупь, вытащила из ранца черную высохшую собачью лапу и, обмакнув ее по очереди в кровь всех убитых, принялась вырисовывать прямо на полу колдовские знаки.
Закончив, не спеша вытерла лапу о кусок чьих-то джинсов, валяющихся в стороне, убрала обратно в ранец и вдруг жутко завыла, вздувая жилы на тонкой шее.
И тотчас же окрестности Курского вокзала огласились многоголосым собачьим воем. Он шел отовсюду — из темных дворов, из зарослей на задах магазинов, из квартир и подвалов.
— Ладо! — кивнул без улыбки мальчик и, перешагивая через куски того, что еще несколько минут назад было людьми, двинулся к железной двери в стене перехода. Буднично открыв ее вынутым из кармана ключом, он подождал свою спутницу, а когда она, насмешливо фыркнув, проскользнула мимо него в темноту, с грохотом захлопнул за собой. Прожурчал поворачиваемый в замке ключ, и в «Атлантиде» воцарилась воистину мертвая тишина.
Впрочем, стояла она недолго. С голодным лаем в переход ворвалась настоящая лавина, сплошь состоящая из оскаленных пастей, вздыбленных загривков, выпученных глаз и красных языков.
Собаки, призванные в подземелье неведомой силой, с жадностью набросились на останки торчков. Хрустели разгрызаемые кости. Псы утробно рычали друг на друга, вырывая куски мяса. Те, что послабее, поджав хвосты и жмурясь, лизали кровавые лужи на полу и подбирали то, что не съели остальные.
К пяти утра, когда в «Атлантиду» заявилась после ночного промысла бригада Тополя, в переходе возле «заляги» осталось лишь большое влажное пятно и запах.
Тяжелый, пугающий, терпкий запах смерти…
* * *
Над Терлецким парком плыли толстобрюхие, важные тучи. Апрельский дождик — это далеко не летний ливень, но и он в состоянии промочить все вокруг, особенно если идет второй день.
Граф Федор Анатольевич Торлецкий пребывал в состоянии мрачной меланхолии. От непогоды мозжило ноги. Телевизор с пугающей настойчивостью извергал исключительно плохие новости — падали самолеты, взрывались химические комбинаты, сталкивались автомобили. Люди гибли по всей планете, но особенно часто — в России.
Выключив дьявольский ящик, граф погрузился в размышления. Точнее, это были даже не мысли, а некие ощущения, давно уже присутствующие в сознании Торлецкого: как с Запада наползает на российские поля и перелески густой туман, поглощающий деревню за деревней, город за городом. И нету в стране сил противостоять ему, лишь горстка отважных пытается развеять мглу ярким, живым огнем.
В последнее время к этой безрадостной картине добавилась еще одна: как из московских недр лезет наружу чернильная, ледяная тьма, медленно, но верно затапливающая дома и переулки.
Граф поежился, и тут на стене вспыхнула красная лампочка, а в коридоре резко затрещал зуммер. Откинув плед, Федор Анатольевич встал, на всякий случай подхватил со столика «смит-и-вессон» и отправился открывать, уже предполагая, что за гости его посетили…
…Трояндичи выглядели уставшими. За несколько недель, что ребята провели в дороге, их лица осунулись, под глазами залегли серые тени. Одетые в мешковатые куртки и вязаные шапочки, они по одному выбирались из лаза в полу и сдержанно здоровались с Торлецким.
— Чайку с дороги? Или желаете подкрепиться посущественнее? — спросил граф, когда все трояндичи поднялись в бункер и крышка люка была закрыта.
— Некогда нам чаи распивать, Смарагдоокий, — сухо ответил Коловрат, — дело у нас. Ты помочь можешь. Если захочешь…
— Я, гм-гм… постараюсь, — уклончиво обронил Торлецкий, разглядывая ребят. Он чувствовал, что что-то в них изменилось, но никак не мог понять — что?
— Вещи у нас кое-какие завелись. Схоронить бы надо. — Субудай скинул синтепоновую плащовку, оказавшись под ней в кожаной безрукавке на голое тело. Причудливые татуировки оплетали его руки и плечи, а за спиной обнаружился кривой тесак, ножны которого были вшиты в жилет.
— Я так понимаю, что предоставить вам мое обиталище для хранения новообретенных вещей — это далеко не все, что от меня требуется? — иронично поинтересовался Торлецкий. Трояндичи тем временем разбирали оставленное снаряжение и оружие.
— Не все, — кивнула оторвавшаяся от своего квадратного рюкзачка Ния. — Нам Троянду надо найти. И убить. Но убьем мы сами, а вот где он…
И тут в гостиной раздался звонок телефона. Граф с помощью пульта включил громкую связь, дежурно ответил в прицепленный на воротнике микрофон:
— У аппарата!
Под сводами его подземного жилища зазвучал срывающийся голос Мити:
