- А ты бы смог отказаться от мечты?
Я вспомнил свое желание свободно бороздить моря этого мира и увидеть все его далекие земли. А потом вспомнил глубокие, прекрасные зеленые глаза.
- Да, - уверенно ответил я.
- Значит ты никчемный глупец. Но довольно разговоров. Когда левое око богов зальет эту пещеру своим светом, Врата можно будет открыть и...
- И тут возникает проблема, - перебил я Императора. - Ведь ничего мне не мешает сейчас оказаться по ту сторону горизонта. И моей крови ты не получишь.
Константин, хмыкнув, подошел к стене. Он словно что-то сказал своей тени, а потом вдруг опустил в неё руку по локоть. Следом он вытащил какой-то мешок, в котором, как мне показалось, лежит мяч. Но вот пятно крови в самом низу торбы несколько смущало меня.
- Я знал, что ты слишком умен, чтобы просто пойти у меня на поводу, - произнес Принц, замахиваясь мешком. - Но, как ты и сказал, я теперь поддерживаю кровную месть. Тебе посылка, старый друг.
И Константин кинул мешок. Тот медленно, по ломанной дуге летел к моим ногам. Вскоре он упал, издав глухой звук. Открылась горловина и мне на ступни упали черные волосы. Голову вскружил запах лаванды...
В тот же миг в левой части груди заболело с такой силой, что я согнулся пополам, не в силах выдержать эту боль. Её было так много и она была столь непоколебимо сильной, что вскоре я заплутал в её хитросплетениях.
Но через удар сердца все прошло. В груди пропал агонизирующий очаг и я почувствовал легкость. Больше ничего не давило меня к земле, больше ничто не сдерживало смертельный удар. Я стал легче ветра, я стал быстрее Седого Жнеца, но вокруг осталась лишь пустота. Да и был ли это я... не знаю. Да и не хотел я этого знать.
Единственное что я хотел - накормить свои клинки проклятой кровью.
Ворон
Стены задрожали, когда Тим Ройс, переступив через мешок, обнажил свои клинки. С хищной улыбкой, Император поднял свой клинок перед собой, вставая в атакующую стойку. Глаза правителя светились багрянцем, древнем сорочьим пламенем, олицетворяющим безумную жажду схватки.
Серые глаза бывшего гладиатора поблекли, теперь они были прозрачны, как и ветер, поднимавшийся в пещере. Даже простой человек мог бы услышать ярость урагана, безумие штормовой бури. Но так же он бы услышал и рев бездны, поднимавшейся за спиной Константина. Тени плясали свои демонские пляски, они гоготали, охоче до плоти и крови.
Камни, лежавшие между двумя смертными, истерлись в пыль. Магические Рыцари, не успевшие за это время отойти от шахты, пали замертво - их сердца не выдержали напряжение. Стены ходили ходуном, осыпая все острой крошкой. Со свода падали острые, словно копья, сталактиты. Но, не долетая до плато, они обращались прахом.
Первым напал Тим. Лишь вспышка, лишь хлопок, а потом чудовищный удар. Колени Константина подогнулись, его руки задрожали, удерживая ярость урагана. Гигантский меч из черного Мифрила принял удар на себя, успешно выдержав атаку. Но пол под ногами Императора - нет. Он зашелся трещинами, а потом рухнул, образую широкую воронку. Таковы была сила буйствующей бури.
Принц, скаля свой хищный оскал, отмахнулся толкнул Ройса, а потом уже сам обрушил кошмарный рубящий удар. Даже сам дьявол бы не выдержал его, не выдержал бы и бывший гладиатор. Он, словно будучи ветром, легко отплыл в сторону, будто даже не касаясь пола, и удар рассек пустоту. Пустоту, и казалось бы, саму ткань мироздания. Черный серп сорвался с режущей кромки и рассек пещеру до самой шахты.
Лицо Ройса было спокойно, на лице Константина плясала хищная улыбка. Они замерли, стоя друг напротив друга. Вокруг одного из них ревел ветер, за спиной второго хищно скалилась тьма. Оба олицетворяли собой само определение силы. Каждый был велик и могуч. Ни один не уступал другому.
Сражавшиеся внимательно смотрела друг на друга. Они с предельной ясностью осознавали что битва их может длиться хоть целый сезон, а победитель так и не будет определен. Это все равно что столкнулись два разных морских течения. Они могут кружить, биться с невиданной яростью и решимость, но ни одному не одолеть другого. И только один выход видели их такие разные, но столь похожие глаза - вложить все в один удар. В один последний, решающий удар.
Удар, который станет венцом их воинского искусства. Все, к чему они шли в своих жизнях, все что выстрадали, все что узнали, познали и обрели, должно было вложить в это движение. Сам Седой Жнец почтительно отошел в сторону, страшась мощи, которой не пристали принадлежать простым смертным.
Оба замерли, прикрыв глаза. Опустились их руки, замедлилось биение бешенных сердец и выровнялось рваное дыхание. Стих ветер, стелясь по плато. Замерли тени, окружая своего товарища. Все замерло. А под куполом, там, где на своде красовался провал, стали расцветать серебряные бутоны. Луна - левое око богов, поднималось в зенит.
Спешили секунды, сменяясь минутами, а смертные словно ждали, когда серебряные бутоны спустятся со свода к подножию пещеры. Наконец первый луч тронул плато, окрашивая его свои мерным сиянием, и стены вновь дрогнули, сотрясаясь от бушующих сил.
Стоящий слева Император призвал все тени разом, он закутался в них, превращаясь в огромную черную реку, которая, вопреки законам богов, устремилась своим потоком не к земле, а к небу. Вскоре река дрогнула и разметалась на сотни брызг, которые могли бы показаться вам воинами, закованными в страшную броню. Их предводителем выступал исполин, с гиганстким двуручником наперевес.
Справа в свод ударил бушующий смерч. Он, будучи сотканный и черных нитей, немного напоминал реку Константина, но вскоре черное исчезло, будучи оттесненным золотом. Ураган взорвался и золотые нити ветра, так как же, как и черные капли, обернулись светлыми воинами. А их предводителем выступил брат-близнец исполина, разве что вместо двуручника у него был щит и копье. Щитом стала бешено раскручиваемое Младшее Лунное Перо, а копьем - оскаленное жалом Старшее.
Осыпались прахом древни камни, трещинами походили Врата, а две силы устремились друг к другу. Черное смешалось с золотым, ветер затанцевал с тенями наравне. Страшные удары посыпались в стороны. Они обращали камни в пыль, он заставляли кислород гореть, а мгновением позже осыпаться снегом. Влага превращалась в пар, а пар походил больше на пепел, чем на туман. Все вокруг погрузилось в неистовство битвы. И лишь стук двух сердец, столь ровный, столь спокойный, был неотличим каждый от другого. Армии, в лице всего двух смертных, сражались, окутанные светом левого ока богов. Смотрели ли сами всевышние на эту схватку, или для них сие было лишь мимолетной возней "бабочек-однодневок", ворон не знал этого. Он никогда не видел богов, слыша лишь истории про них. Но ворон знал одно - окажись здесь любой из бессмертных, и он бы пал ниц перед людьми. Могло ли какое-то жалкое бессмертное существо сражаться так пьяно, так отчаянно, так яростно вырывая из лап Седого Жнеца каждый момент, каждое мгновение, каждый ритм жизни. Нет, пожалуй нет. Пожалуй, никто из богов, не смог бы сражаться на ровне с этими смертными. Пожалуй, во всем мире не нашлось бы того, кто смог стать с ними вровень. Два исполина нашли друг друга в этой схватке.
