Змееныш и не подозревал, что его преподобный наставник, бодисатва из канцелярии Чжан Во, тоже разбирается в жаргоне бяо-ши; но не знал этого и престарелый Ши Гань-дан.
Он осекся, лицо старика налилось дурной кровью, и не успел Змееныш откусить хоть кусок от дареных маньтоу, как старик уже сжимал в своей лапище бамбуковую жердь от стропил.
Приличная такая палка, локтя полтора в длину и почти с указательный палец в поперечнике.
Если огреть по хребту… все шло к тому, что «Совместная радость» выходила отнюдь не радостью и уж никак не совместной.
Почему-то перед глазами Змееныша встала картина утренней медитации в обители; только вместо наставников с палками расхаживали четверо совершенно одинаковых Ши Гань-данов, а из медитирующих монахов сидел один преподобный Бань. Ши Гань-даны по очереди лупили монаха из тайной службы по плечам, а тот кланялся и благодарил за заботу о его личности.
Что-то в видении было неправдоподобным, но Змееныш не успел выяснить, что именно.
– Ненавижу святош! – разом рявкнули все Ши Гань-даны; и картина исчезла, остались лишь Бань и старик с палкой в руке.
Кулак седого бяо-ши сжался, дико белея массивными костяшками, послышался хруст, треск – и когда Ши Гань-дан разжал пальцы, всем стало видно, что бамбук от его хватки оказался раздавлен, встопорщившись полосками-иглами.
– Повторишь – возьму на работу, – только и сказал старик, ухмыляясь. – Эх, запакостили Поднебесную…
И не договорил.
Бросил искалеченную палку и вновь умостился на крыльце.
Преподобный Бань низко-низко поклонился в очередной раз, после чего присел возле Змееныша и взял из плошки немного еды.
– Шутить изволите, мастер? – с набитым ртом поинтересовался монах. – Вы и я – как буйвол и мышь; куда нам, отказавшимся от мира, с героями спорить? За науку спасибо, век не забуду, а насчет Поднебесной… Может, и правы вы, мастер, только ведь сплав камня и дерзости не всегда на быстрине выплывает – случается, что и тонет! Не сочтите за обиду, конечно…
Седой бяо-ши уже собрался ответить – не в привычках Ши Гань-дана было отмалчиваться! – но события нежданно развернулись к монахам и главе охранного ведомства совсем иным боком.
Откуда успели подойти шесть носильщиков, несущих одностворчатый паланкин с плетеной крышей? Ведь минуту назад дорога была совершенно пуста!
Не с неба же свалились? Делать больше небу нечего, как таких вот гостей вниз спихивать… тоже нам, небожители в лазоревых перьях – носильщики с паланкином! Или просто-напросто трое людей у павильона так увлеклись происходящим с ними, что прозевали и паланкин, и носильщиков, и вообще все на свете?!
Змееныш наскоро огляделся, и его весьма смутила девственность пыли на дороге. Ни тебе следов, ни тебе… Впрочем, если носильщики вывернули из-за здания почтовой станции – тогда и впрямь можно было незаметно приблизиться к охранному ведомству.
И все же: ну не мог лазутчик проморгать… а проморгал.
Дюжие парни поставили свою ношу на землю и принялись разминать друг другу затекшие плечи; занавеска из тонкой искрящейся ткани отдернулась – и из паланкина легко выпорхнула женщина.
Была она не первой молодости, лет эдак тридцати с небольшим, но если падал на госпожу мужской взгляд, то долго не мог оторваться, как каторжник и рад бы сбросить шейную кангу-колодку, да не может – эх, приросло-прикипело!
Одета госпожа была в кремовую кофту с широкими рукавами и юбку из жатой камки, кирпично-розовую в крапинку. Из-под края юбки кокетливо выглядывали носки туфелек – фениксовых клювиков. На подоле были в изобилии нашиты жемчужины, умеряющие своей тяжестью и без того крохотный шажок женских ножек, подобных лотосу. Пояс-обруч, украшенный прозрачными бляхами из носорожьей кости, свисал ниже талии – и мнилось, будто сама милостивая бодисатва Гуань-инь сошла на землю!
Зачесанные назад пряди смоляных волос госпожи, лишь едва тронутых благородной сединой, напоминали паруса, полные восточным ветром; чудилось, что и не волосы это, а легкий дым или прихотливый туман. Спереди прическу украшали шпильки-единороги с аметистом и бирюзовые подвески; в ушах же колыхались серьги редкой работы.
Вот какая это была женщина!
И впрямь:
Весна на лиловой аллее прекрасна,
Пленительна музыка в башенке красной!
Без радостей наша недолгая жизнь
Пуста и напрасна!
Не удостоив монахов даже взглядом, благородная госпожа подплыла к крыльцу павильона и мило улыбнулась старому Ши Гань-дану.
От такой улыбки скалы плавятся – да неужто сердце могучего старика тверже скалы?!
– Я спешу в усадьбу моего брата, инспектора Яна Ху-гуна. – Тон приезжей, даже ласковый и приветливый, выдавал в госпоже привычку скорей приказывать, нежели просить. – Не сомневаюсь, что почтенный глава охранного ведомства выделит для моего сопровождения самых отборных молодцов! Только учтите, почтеннейший, я крайне тороплюсь!
Ши Гань-дан поспешно встал и поклонился – довольно-таки неуклюже. То ли старческий позвоночник гнулся не лучшим образом, то ли ему вообще редко доводилось кланяться.
– Если благородная госпожа соблаговолит пройти в павильон и обождать не более двух часов, – лицо старого бяо-ши расплылось в любезной гримасе, не сделавшей его привлекательней, – то как раз должен вернуться с дороги мой внук Ши-меньшой! Он и еще двое наилучших охранников к тому времени будут в вашем распоряжении!
– Но я не могу ждать! – капризно топнула ножкой госпожа. – Сами видите: дело близится к полудню, неумеха-лодочник припоздал, доставив нас к этой пристани совсем не тогда, когда было уговорено… Нет, я решительно не могу ждать! Сегодня вечером я непременно должна быть в усадьбе моего брата! Надеюсь, вам знакомо имя инспектора Яна?!
Физиономия старца стала еще любезней, видимо, ему было абсолютно неизвестно имя уважаемого инспектора Яна.
– Увы, благородная госпожа! – развел руками Ши Гань-дан. – К моему сожалению, все молодцы оказались в разъезде, и единственное, что я могу вам предложить, – это дождаться Ши-меньшого, под чьей защитой вы будете в полной безопасности; или…
Он помолчал, машинально оглаживая рукоять своей сабельки (словно коня успокаивал) и насмешливо разглядывая монахов, не спеша поглощавших дареные маньтоу.
– Или же удовольствоваться сопровождением сих преподобных отцов, один из которых совсем недавно просил меня принять его на временную службу!
Похоже было, что благородная госпожа усмотрела в этом предложении издевку.
И была права.
Она уже готовилась перечислить нахалу Ши Гань-дану, этому языкатому сплаву камня и дерзости, весь перечень возможных неприятностей, какие в силах устроить ее чиновный братец, инспектор Ян… как его? Ху-гун, кажется? – но преподобный Бань вдруг перестал жевать, легко поднялся на ноги и в три шага оказался рядом с паланкином.
