– Поверьте мне, со времен Эрлика фон Тверне в тактике произошли большие изменения. Пики – единственное эффективное оружие против конницы, если только пикинеры держат ряды сомкнутыми.
– А почему вы поставили арбалетчиков на левом и правом флангах впереди лучников?
– Потому что арбалет, в отличие от лука, может пробить броню рыцарей.
Фабиан очень обрадовался, когда в перечне имеющегося оружия обнаружил сотню арбалетов, почти все из которых были пригодны к стрельбе. Во время учений фольки стреляли обычно из лука, так что Фабиану пришлось проинструктировать отряд добровольцев, как следует обращаться с арбалетом. Но вопреки командиру этого нового подразделения Ому Хиннеру Пеннингу, который в молодости стрелял из этого оружия, Фабиан не очень-то верил в точность стрельбы арбалетчиков.
– Я читал, что во время кардисских войн против конницы с успехом применялись и луки, – возразил Ким.
– Длина кардисского лука составляла шесть футов, так что никто из фольков не смог бы даже натянуть его. А вот ваши маленькие охотничьи луки смогут держать пехоту на расстоянии.
Больгов, догадался Ким. Странно, но больги внушали ему гораздо больший страх, чем конные темные эльфы, хотя он отлично понимал, что последние куда опасней. Одна их магия может решить исход схватки. Но если ты фольк и твой рост пять футов, то при виде живой боевой машины, превосходящей тебя на две головы, поневоле испытываешь страх, от которого невозможно избавиться. Больги будут просто сражаться, ни больше ни меньше. А из черных рыцарей ему до сих пор довелось увидеть вблизи только одного. Поэтому он не знал, чего от них можно ожидать.
И, глядя в полные решимости лица маленьких фольков с длинными пиками в руках, он видел перед собой безликие маски черных рыцарей, а в ушах его звучали слова Фабиана:
«…если только пикинеры держат ряды сомкнутыми».
Неожиданно для самого себя Ким подошел к Марту Кройхауфу и протянул ему руку.
– Кум Кройхауф, я полагаю, что вы не очень-то расположены разговаривать со мной, но я желаю, чтобы завтра с вами пребывало благословение Отца и милость Матери.
Толстый торговец был настолько ошеломлен, что мгновенно схватил протянутую Кимом руку.
– Вы вступили сюда добровольно? Это очень мужественный шаг, – продолжил Ким.
– Да я, понимаете ли… не то чтобы… – пролепетал торговец. Затем он наконец собрался с духом: – После того как вы, господин Кимберон, так подмочили мою репутацию, мне ничего другого и не оставалось. Но сейчас это уже ровным счетом ничего не значит.
– И все же, – ответил Ким, – для такого шага требуется мужество.
Когда он повернулся, чтобы вновь присоединиться к Фабиану, до него уже на ходу донеслось, как толстяк говорил своим соседям:
– Это господин Кимберон Вайт, новый хранитель Музея истории, преемник покойного магистра Лерха. Он вовсе не так и плох. Между прочим, этот парень дружен с принцем. А мы-то знаем друг друга уже очень давно…
Киму было больно слушать это, но он промолчал. Это сражение скорее всего окажется последним для всех; просто одни погибнут чуть раньше, а другие попозже, и все прежние обиды не имеют значения.
Где-то посреди ночи – Ким уже потерял всякое чувство времени – перед ними вновь предстал капитан и улыбаясь доложил, что саперы сделали так, что мост обрушится даже от пробежавшей мыши. Следующее утро окажется для некоторых рыцарей довольно сырым.
– Ким, я горжусь фольками. Вы такие маленькие и слабые на вид, но работа, которую вы проделали в течение последних двенадцати часов, просто превосходна, – заявил Фабиан. – В вас скрыто гораздо больше, чем принято думать.
Кима обрадовала похвала. И действительно, народные ополченцы сделали все, что от них зависело. Но самое трудное им ещё только предстояло.
А теперь приходилось ждать, и Ким понял, что это ожидание и является самым тягостным. До сих пор от мыслей о грядущем дне его отвлекали дела. Теперь же, после того как все было готовы и оставалось время, чтобы немного подремать или просто отдохнуть, в голову полезли мысли.
Над Эльдерландом нависла таинственная тишина. Смерть затаила дыхание в преддверии богатого урожая, который обещал принести ей завтрашний день. Туман рассеялся, после того как задул ветер и затянул всю небо тучами, словно желая скрыть от него весь ужас предстоящего дня.
– Хорошо, – спокойно произнес Фабиан. – Туман помогал нам во время перехода сюда, но в сражении он был бы скорее на руку врагу. Теперь же наши лучники смогут показать все, на что они способны.
Ким же видел в темных облаках лишь одно недоброе предзнаменование.
Фабиан сидел напротив него, прислонившись к дереву, и дремал. Ким огляделся по сторонам. Всюду он видел фольков-ополченцев. Одни прикорнули на корточках, другие лежали на сырой земле, прикрыв голову руками. Некоторые молились.
11
ВЛАДЫКА ПОДЗЕМНОГО МИРА
Бурин пришел в себя, но не узнал место, где находился. Его окутывала кромешная тьма. Последним воспоминанием гнома, перед тем как очутиться здесь, был тронный зал Зарактрора, из которого кольцо Кима швырнуло их всех в море красок. Он крепко держал руку Кима, но их все равно разъединили; у него возникло ощущение, что некая непреодолимая сила ослабила его хватку. И куда же, интересно, его зашвырнуло? Но где бы он ни очутился, он твердо знал одно: даже в заднице у осла света больше, чем здесь.
– Ким? Фабиан? Марина? – выкрикивал он. – Гврги? – Про болотника он почти позабыл.
Молчание. Никто не откликнулся.
Держась руками за голову, Бурин сел. Боль пронизывала его. Он чувствовал себя так, словно выпил предыдущим вечером слишком много очень плохого вина. Бурин переждал и попытался утихомирить грохочущие в его голове вагонетки, однако, несмотря на все его попытки, выгрузка руды не прекращалась.
«Было бы неплохо вспомнить вчерашнюю попойку, – подумал он. – Тогда можно хоть предположить, куда меня забросило».
Он застонал, но это тоже не помогло заглушить боль, от которой в голове все гудело. Да и вкус во рту был отвратительный.
Гном попытался определить на ощупь, где же он все-таки оказался, однако ничего, кроме камня, обнаружить ему не удалось. Наконец его пальцы нащупали рукоятку Инзилагуна. Вот он уже крепко обхватил её. Некоторая доля уверенности вернулась к гному.
«Но куда же, клянусь Азратотом, запропастились мои товарищи?» – задался он вопросом, но тут же осознал, что от напряженных мыслей боль в голове только усилилась.
«Ну и ну, должно быть, это была всем попойкам попойка?» – подумал он. Неужели все тяготы, которые он осилил вместе с товарищами, всего лишь спьяну ему померещились?
