— Ну, что еще? — наконец отрывисто буркнул он.
Фарис, бесшумно ступая, шагнул в зал, прошел между каменными гробницами деда и отца Дармута. Остановившись в двух шагах от своего повелителя, он окинул быстрым взглядом дальнюю стену зала. Лоснящиеся черепа безрадостно скалились в темных каменных нишах, куда не проникал свет пылающих жаровен.
— Прошу прошения, мой лорд, — сказал Фарис, покорно склоняя голову. — Я, как ты приказал, следовал по пятам за охотницей. Произошло еще одно нападение. Случилось это недалеко от «Бронзового колокольца» и привлекло гораздо больше внимания. Убита любовница лорда Гейрена, Марианна а'Ройс.
Дармут резко повернулся к Фарису, загораясь гневом.
Марианна а'Ройс была испорченной и пустоголовой девицей, но, впрочем, выгодно выделялась на фоне прочих «дам». Лорд Гейрен относился к ней с безмерным обожанием, а Гейрен, между прочим, собирал налоги и пошлины на трети земель к северу от Веньеца. Смерть Марианны угрожала последствиями, которых Дармут никак не мог допустить.
— Об одном из своих спутников охотница сказала правду, — продолжал Фарис. — Пес действительно учуял запах убийцы и шел по его следу. Однако к тому времени, как я нагнал их — в проулке на задах «Хмельной лозы», — дампир упустила убийцу.
Дармут в упор уставился на него.
— А девушка в овчинной куртке?
— Ее с ними не было, — ответил Фарис, и, судя по тону его голоса, этот факт подтверждал некие его подозрения. — Вместо нее был мужчина, носивший на груди ярко светящийся амулет. Лица его я разглядеть не смог, но он проворен, ловок и хорошо знает город. Когда они направились назад, в свой трактир, я двинулся следом.
— Ты был… в другом обличье?
— Разумеется, и, как выяснилось, они остановились в трактире того самого человека, который нашел для нас охотницу, — Брета, одного из давних твоих соглядатаев. Удобно, правда?
Дармут не любил совпадений, хотя Брет за долгие годы не раз доказал свою полезность и преданность. Впрочем, подобное поведение часто оказывалось знаком готовящегося втайне предательства.
— Что еще? — спросил он вслух.
— Я подумал, что ты, мой лорд, захочешь как можно скорее узнать о смерти любовницы лорда Гейрена.
Дармут выхватил кинжал и шагнул вплотную к Фарису.
— Возвращайся немедля в трактир, тупица, и во что бы то ни стало проберись в дом! Ты сможешь уменьшиться?
Фарис замер, почти не дыша, но не отшатнулся.
— Да, смогу… Брет питает слабость к бездомным кошкам. Он не обратит внимания на то, что их в доме прибавилось.
— Ну так за дело! — буркнул Дармут. — На рассвете вернешься с докладом.
Фарис поклонился и, отступая к двери, исподлобья обжег его ненавидящим взглядом. Вот на это Дармуту было решительно наплевать: пусть ненавидят, лишь бы подчинялись.
* * *
Вельстил цепко сжимал обтянутое рваной рубахой плечо Чейна, чтобы сила «кольца пустоты» окружила и спрятала от врага их обоих. Сам он, пригнувшись, затаился под окном и, лишь убедившись, что Магьер давно ушла, поднялся на ноги. Чейн даже не шелохнулся.
— Ты ранен? — спросил Вельстил.
Пустым невидящим взглядом Чейн уставился в темноту комнаты. Его лицо и рубаха были забрызганы кровью. Вельстил взял со стола кувшин с водой и тазик, поставил их на пол.
— Вымойся, сбрось это тряпье и надень свою одежду.
— Он оплакивал ее, — сипло прошептал Чейн, все так же глядя в пустоту.
Вельстил понятия не имел, что это означает.
— Вставай! — приказал он.
Чейн вздрогнул, и на его удлиненном лице появилось оскорбленное выражение. Он медленно встал, поднял с пола кувшин и тазик.
— Больше я не выйду из этой комнаты без своего меча… и это тряпье тоже надевать не стану. Хватит, при случае, и старого плаща с плотным капюшоном.
Вельстил ощутил неуверенность. При случае? Чейн не хочет больше выходить на охоту?
— Что случилось? — спросил он вслух. — Магьер застигла тебя врасплох?
— Пес учуял меня вблизи, — сипло ответил Чейн. — Я был безоружен и не мог драться со всеми тремя разом. Пришлось удирать.
— Ты и не должен был драться, — жестко бросил Вельстил.
Чейн поставил тазик на стол. Наливая воду, он так резко наклонил кувшин, что брызги полетели во все стороны. Чейн швырнул в воду полотенце и развернулся к Вельстилу.
— А еще мне тут пришло в голову, что я рискую своей шкурой ради того, чтобы Магьер служила твоим планам, чтобы вынудить ее отправиться на поиски предмета, который, что бы он там из себя ни представлял, нужен именно тебе. Я не стану больше покорно дожидаться, пока ты соизволишь посвятить меня в эту тайну. Или рассказывай все как есть, или сам ищи свое таинственное сокровище!
С этими словами он схватил мокрое полотенце и ожесточенно стер с лица кровь и угольную пыль, а затем принялся сдирать с себя грязные лохмотья, швыряя их на пол как попало. Вельстил смотрел на старые шрамы, густо покрывавшие спину Чейна, — следы от ударов плетью, которой в прежней жизни наказывал его отец.
Можно было одернуть Чейна, чтобы присмирел, но, поразмыслив, Вельстил решил этого не делать. Очень уж большое облегчение испытал он, когда его спутник, разозлившись, стал наконец похож на себя прежнего. Прежний Чейн, несмотря на свой высокомерный нрав, был куда надежней и изобретательней, а стало быть, полезней. Вельстил предпочел бы, чтоб его сотоварищ снова стал таким, но все же не собирался рассказывать ему больше, чем необходимо, — в особенности о повелителе своих снов.
Чейн между тем окунул в тазик голову и принялся скрести обеими пятернями волосы. Потом он насухо вытер голову, испачкав полотенце, натянул свою рубаху и штаны. Волосы его были подстрижены до безобразия неровно, и кое-где на них еще остались следы черной краски, но в целом они снова обрели свой обычный каштаново-рыжий цвет.
— Когда, по-твоему, произойдет покушение?
Это был по крайней мере здравый, разумный вопрос, не то что бессмысленное бормотание о каком-то оплакивании.
— Скоро, — ответил Вельстил. — Может быть, через день-два.
Чейн кивнул, и Вельстил принялся наводить в комнате порядок. Он собрал более-менее приличные детали Чейнова нищенского наряда, затолкал их в наволочку и сунул в свой мешок — вдруг опять понадобится устроить маскарад. Затем он выплеснул в окно почерневшую от грязи и краски воду из тазика. Когда Вельстил повернулся, Чейн сидел у стола и перед ним лежал чистый лист пергамента.
Он ничего не писал, лишь сидел, уставясь на стену перед собой, и отрешенно сжимал в пальцах перо. И все же при виде этой картины Вельстил снова испытал облегчение.
