— Да падут на колени те, кто ищет моего прощения, — повелел Инарий.
Зная о том, что даже малейшее слово, произнесённое ангелом, имеет селу неоспоримого приказа, Ульдиссиан беззвучно проревел: «Продолжайте стоять!»
Ульдиссиан сам не был до конца уверен, был ли выполнен его приказ, но выражение Инария становилось всё более разочарованным. Этого было достаточно, чтобы подбодрить смертного.
— Так много убеждённых неверующих… Слишком много, — Пророк сложил кончики пальцев и покачал головой. — Слишком много неверующих. Мир должен быть очищен.
И когда он снова раскрыл ладони, жгучая белая энергия обволокла Ульдиссиана и остальных.
* * *
— Мендельн! — крикнул Ахилий. — Ты… Должен… Остановить его!
Брат Ульдиссиана попробовал встать, но тело должным образом не слушалось его. Теперь он понял, что его ударили по голове магией. Его продолжающийся разброс мыслей и слабость были не случайными.
Испуская рык, Малик вырвал из захвата Ахилия руку, держащую кристалл. Он поспешил выбросить руку вперёд, целя лучнику в бок.
Зная о том, к чему это приведёт, Мендельн охнул. Он вскарабкался на ноги, но недостаточно скоро, чтобы остановить грязную работу высшего жреца.
Но Малик и Ахилий просто стояли, прикованные взглядом друг к другу. Изо рта Йонаса вырвались слова гнева и некоторого смятения:
— Невозможно! Я не могу вселиться в тебя! Я не могу сделать твою жизнь моей!
— Твой хозяин… Люцион… Уже это сделал, — пробормотал Ахилий. — Нет никакой… Никакой жизни, чтобы забирать… Ублюдок!
— Тогда есть другие способы избавиться от тебя!
Каким-то образом Мендельн умудрился броситься на пару. Он налетел на спину Малика как раз тогда, когда тот пробормотал нечто, что заставило красный камень ярко вспыхнуть.
Ахилий упал назад, словно его ударила молния. Однако в процессе он выхватил кинжал Мендельна. Брат Ульдиссиана и Малик полетели на склон временного холма.
Сильная ладонь плотно сжала горло Мендельна. Малик надавил.
Мендельн сделал единственное, что пришло ему на ум. Он соскрёб немного грязи и бросил её Малику в лицо.
Высший жрец принялся откашливаться: большая часть грязи наполнила его рот и нос. К сожалению, его хватка ослабилась ненамного.
Но всё же этого было достаточно, чтобы Мендельн немного пришёл в себя. Раз дух не давал ему говорить, он сосредоточился на единственной вещи, которая могла послужить ему. Ему удавалось это прежде. Если бы это сработало сейчас…
Костяной кинжал материализовался в его левой ладони.
Мендельн погрузил его в тело, некогда принадлежавшее Йонасу, молясь о том, чтобы задеть какую-нибудь жизненно важную для Малика точку. На беду, Малик попытался заблокировать его руку, и клинок погрузился ниже, в область, прокол которой, знал брат Ульдиссиана, мог нанести небольшой вред высшему жрецу, но определённо не мог его уничтожить.
Однако призрак дико завыл, как только лезвие коснулось его, — так дико, на самом деле, что Мендельну пришлось отпустить кинжал и прикрыть ладонями уши. Из того, что когда-то было ртом Йонаса, вырвался ветер, который ударил по фигуре в чёрной мантии, словно торнадо.
Несмотря на то, что кинжал всё ещё был глубоко погружён в нижнюю часть его туловища, Малик сумел подняться. Правда, он не перестал выть от боли. Лицо Йонаса стало жутким подобием самого себя: глаза распахнулись слишком широко, рот стал зияющей дырой достаточных размеров, чтобы проглотить небольшого ребёнка, и продолжал расти.
Выпученные глаза гневно взирали на клинок. Густая кровь капала из раны, но на взгляд Мендельна порез не должен был быть смертельным. Наконец он понял, что происходит. Сам кинжал был приговором для жуткой тени: его магия медленно, но верно, поглощала её.
По-видимому, Малик тоже это понял, ибо, хватая рукоять одной рукой, он отчаянно попытался вытащить кинжал. Боясь, что произойдёт в случае, если ему это удастся, Мендельн снова кинулся на высшего жреца. Он угодил Малику как раз под дых. Брат Ульдиссиана приложил обе ладони к Малику, пытаясь не дать тому вытащить кинжал.
Всё ещё воя, призрак другой рукой потянулся к глазам Мендельна. Мендельн заставил себя вынести атаку Малика. Вой стал более устойчивым; Мендельн был уверен, что если кинжал продержится ещё немного…
Голова Малика изогнулась назад так, как не под силу её изогнуть смертному. Кость хрустнула — Мендельну стало плохо от этого звука. Но омерзительная фигура всё вопила.
Затем густое чёрное вещество вроде смолы брызнуло изо рта Малика. Оно взлетело в воздух над братом Ульдиссиана, извергаясь из того, что когда-то было Йонасом, наподобие гейзера. Действие сопровождалось вонью, которая напомнила Мендельну запах мертвечины и гнилых овощей, смешанный воедино.
Излетели последние остатки. Фигура перед Мендельном покачнулась, после чего труп, словно пергамент, свалился ему в руки.
Сверху раздался один последний, продолжительный вопль. Наконец он завершился, когда плывущая чёрная смола растворилась, словно дым.
Но приложенные усилия были слишком велики для Мендельна. В его голове стучало, как никогда. Головокружение охватило ученика Ратмы. Даже веса истощённого тела он не мог вынести. Брат Ульдиссиана повалился навзничь, труп свалился поперёк него.
Мендельн потерял сознание ещё до того, как ударился о землю.
* * *
Эдиремов разметало, словно листья, когда Пророк развёл руки. Даже Ульдиссиана чуть не снесло. В конце концов он погрузил ноги в обожжённую землю и стал наступать вопреки грозному заклинанию ангела.
Борясь с работой Инария, он старался не терять связи со всеми и каждым из своих людей, подбадривая их и направляя. Благодаря Ульдиссиану эдиремы вновь стали обретать опору под ногами, и они, в свою очередь, помогали выстоять ему.
Стиснув зубы, Ульдиссиан выбросил вперёд руки. Он сосредоточился на Пророке.
Ветер немедля исчез, но не из-за того, что ангел прекратил штурм. Теперь это произошло из-за того, что сын Диомеда призвал стену из затвердевшего воздуха, которая растянулась по всей ширине обуглившихся лугов, укрывая всех, кто оказался за ней. Сила Пророка ударяла по своему творению с такой силой, что каждый мускул Ульдиссиана напрягся, но стена держалась.
Затем Ульдиссиан почувствовал лёгкое движение со стороны Инария. Бурный ветер стих, наконец совершенно прекратившись. Казалось, произошло нечто, что не нравилось Инарию, достаточно значительное, чтобы отвлечь его.
Хотя и не имея понятия, что бы это могло быть, Ульдиссиан тут же воспользовался задержкой. Он устремил невидимую стену на Пророка со всей силой, которую могла позволить совмещённая воля его и эдиремов.
