Даже ошеломлённый, Норрек знал, что этот демон — никем иным существо быть не могло — имеет в виду доспех, а не человека.
— Ты убил её! — только и выпалил он.
Богомол наклонил голову, с одной его серповидной лапы капала кровь.
— Одной смертной меньше, какая разница. Где ведьма? Где Галеона?
Он её знает? Норрек не нашёл этот факт удивительным. Он сразу догадался, даже без всяких чар доспехов, что почти вся её история — ложь.
— Мертва. Латы убили её.
По тому, как демон втянул в себя воздух, Норрек увидел, что он поразился:
— Она мертва? Ну конечно! Этот чувствовал что-то странное, но такого даже не подозревал!
И он громко заскрежетал — солдат сперва принял звук за признак ярости. И лишь по прошествии некоторого времени до него дошло, что чудовищное насекомое смеётся.
— Связь разрублена, а этот ещё странствует по долине смертных! Цепочка порвана, но кровное заклятие сохранилось! Этот мог покончить с ней давным-давно! Какой же дурак Ксазакс!
Норрек воспользовался весельем демона, чтобы взглянуть на Кару. На груди её расплылось чёрное, ещё чернее рубахи, пятно, но с того места, где он стоял, солдат не мог различить, дышит ли она. Ему было несказанно больно — та, которая пыталась спасти его, умирала на его глазах, а он ничего не мог сделать.
Вспыхнув от гнева, Норрек шагнул к богомолу, или, по крайней мере, попробовал шагнуть. Его ноги, как и все тело, отказались повиноваться ему.
— Проклятие! — взревел он, обращаясь к доспехам. — Только не сейчас!
Ксазакс перестал смеяться. Тёмно-жёлтые шары его глаз вперились в беспомощного человека.
— Дурак! Думаешь, ты можешь командовать величием Бартука? Этот собирался содрать доспехи с твоего холодного трупа, но теперь Ксазакс видит, что это обернулось бы грубой ошибкой! Ты нужен — по крайней мере, на какое-то время!
Богомол поднял одну из лапок-серпов и потянулся к нагруднику панциря. Левая рука Норрека мгновенно метнулась, но не для защиты. Напротив, к его ужасу, она одобрительно потрепала придаток демона.
— Ты будешь целым, ведь так, да? — спросил Ксазакс панцирь. — Ты жаждешь вернуть шлем, с которым был так долго разлучён? Этот может отвести тебя к нему… если хочешь.
В ответ нога в сапоге шагнула вперёд. Даже Норрек понял, что означает это движение.
— Тогда нам надо идти… только быстро.
И богомол повернулся, отправившись первым.
У Норрека не было выбора — он последовал за богомолом, и вскоре доспехи шагали рядом с демоном. За спиной солдата оставалась Кара, из которой вытекали последние капли жизни, но для неё он мог сделать не больше, чем для себя. В некотором смысле Норрек завидовал бледной женщине. Страдания колдуньи уже заканчивались; его же мучения вскоре станут только хуже. Последняя надежда рассыпалась в прах.
— Да помогут мне Небеса… — прошептал он.
Богомол, несомненно, обладал острым слухом, поскольку немедленно повернулся и набросился на безнадёжные слова:
— Небеса? Никакие ангелы не придут тебе на подмогу, глупый человечек! Они слишком боятся! Они слишком трусливы! Наши силы пришли в мир, хозяин демонов пробудился, а человеческий оплот Лат Голейна ждёт вскоре ужасный конец! Небеса? Лучше тебе молиться Преисподней!
И, продолжая двигаться туда, куда вёл его демон, Норрек не мог справиться с мыслью, что слова богомола могут быть правдой.
Кара чувствовала, как угасает в ней жизнь, но сделать ничего не могла. Демоническое создание, которое она видела, двигалось с нечеловеческой скоростью. Возможно, она спасла Норрека, но даже в этом колдунья сомневалась.
Её несло невидимое течение, каждая капля крови, покидающая тело, приближала девушку к следующему шагу во всеобщей схеме равновесия. И всё же, несмотря на свою твёрдость в вере, Кара сейчас не желала ничего, кроме как вернуться в плоскость смертных. Слишком много осталось незавершённых дел, да и Норрек наверняка не выживет без её помощи. Хуже того, демоны вышли в мир, а это обстоятельство не на руку никому из последователей Рашмы. Она должна вернуться.
Но умирающим такая возможность обычно не даётся.
— Что мы должны сделать? — спросил далёкий голос, показавшийся Каре знакомым.
— Он сказал, мы должны его вернуть, если почувствуем, что это необходимо. Сейчас я чувствую.
— Но без него…
— У нас ещё есть время, Сэдан.
— Он так сказал, но я не верю ему!
Короткий хриплый смешок.
— Надеюсь, ты единственный, способный не верить кому-то столь великому.
— Перестань… если это надо сделать, давай сделаем.
— Как скажешь.
Кара внезапно почувствовала огромную тяжесть, лёгшую ей на грудь, — тяжесть такую приятную, что она от души обрадовалась ей, принимая в самую свою сущность. Тяжесть почему-то заставила вспомнить о греющих сердце мелочах: о маме, кормящей её яблоком, о переливающейся всеми цветами радуги бабочке, севшей на колено, когда она изучала лес, о запахе только что приготовленной капитаном Джероннаном похлёбки… даже мелькнуло лицо Норрека Вижарана, обветренное, но не лишённое привлекательности.
Колдунья внезапно задохнулась приливом воздуха — жизнь обняла её снова.
Она моргнула, чувствуя кожей песок и ветер. Рокотал гром, и где-то вдалеке слышался шум, напоминающий звуки битвы.
— Всё получилось… как он… и сказал. Мне бы… испробовать это… на себе.
Теперь Кара точно узнала голос, хотя он звучал уже не так, как несколько секунд назад. Хриплый голос, скрипучие слова мёртвого человека.
— Я знаю… знаю… — ответил Сэдан Трист на какое-то беззвучное замечание. — Только её…
Открыв глаза, колдунья увидела нависающие над собой мрачные фигуры ухмыляющегося мстителя и era спутника Вижири.
— Что… как вы нашли меня?
— Мы никогда… не теряли… тебя… Мы позволили… тебе уйти… и следовали… по пятам. — Глаза его сузились. — Но здесь… в Аранохе… мы знали… что ты рядом… но не видели… где… до сего момента.
Они потеряли девушку из виду, когда Горазон увёл её в своё подземное жилище. Заклинание, связующее их с ней, давало им общее представление, но и само местонахождение Святилища, и окутывающая его магия поставили мстителей в тупик. Кара могла быть прямо у них под ногами, оставаясь при этом незамеченной.
Силы возвращались к ней, и тёмная волшебница попыталась подняться или хотя бы привстать. Что-то соскользнуло с её груди. Кара инстинктивно поймала предмет и поразилась. Её кинжал!
Улыбка Триста стала — ошибки быть не могло — горькой.
— Связь… разорвана. Жизненная сила… которую мы… забрали… твоя. — Он выглядел расстроенным. — Мы больше… не держим… тебя.
Колдунья взглянула на свою грудь. На рубахе запеклась кровь, но ужасная рана, нанесённая ей демоном, закрылась, оставив на коже лишь круглую, словно вытатуированную, отметину.
