— Повесят, — не раздумывая откликнулся Карвен.
— А если выиграет?
— Неужели… тоже повесят? — после секундной запинки предположил Карвен.
— Виселица — это все ж таки какое — то правосудие… какой — то обряд… Нет. С ними поступят проще и бесчеловечнее. Уничтожат любым наиболее быстрым и доступным способом. Первым подвернувшимся под руку. Утопят, сожгут, отравят, перестреляют… После победы они мгновенно превратятся в нежелательных свидетелей. Они считают, что получат золото, а заплатят им сталью или свинцом. И им еще повезет, если не ядом, огнем или водой.
— Я никого из вас не посылаю в темноту, — донеслось сверху. — Кажется, у нас достаточно факелов…
— И они расстреляют нас на свет, да?!
— Разве что тебя — за то, что командира перебиваешь. Я еще не закончил. Разве я говорил, что нужно идти с факелами вниз? Их нужно поджечь и сбросить. Если поджечь достаточное количество, они не успеют их погасить. Оставить сверху человек шесть стрелков, чтобы те всадили им пулю, если к факелам полезут, а остальные — под моей командой! — вниз. Тремя лестницами, чтоб эти мерзавцы наверх не взобрались.
— Карвен, пистолеты заряжены?
— Да.
— Тогда уходим. Здесь нам не удержаться.
Горящие факелы посыпались вниз.
— Уходим, — повторил Верген.
— А куда? — поспешая за ним, поинтересовался Карвен.
— В отличие от этих, — воин презрительно указал через плечо, — я здесь бывал.
— Понятно, — сказал Карвен, которому ничего не было понятно, но вряд ли сейчас было самое удобное время настаивать на подробных объяснениях.
— Живей! Живей шевелись! — где — то за спиной рычал на своих людей командир наемников.
— Сюда! — Воин шагнул в узкий проход. Здесь царила почти полная тьма, только откуда — то справа просачивался робкий бледный свет, совершенно не похожий на дневной.
— Гномы каким — то образом заставили светиться камень, — пояснил Верген. — Здесь и остановимся. Подождем.
В проем было хорошо видно зал, освещенный разбросанными факелами. И наемников. Взъерошенных, настороженных, обходящих зал с изготовленными для стрельбы ружьями.
— Как раз успеешь выстрелить оба раза, — промолвил Верген. — Только выбирай тех, что поближе, да целься получше. И не торопись, никуда они не денутся.
Карвен выбрал наемника, направившегося прямиком к ним, поднял пистолет, прицелился…
Наемник уронил ружье и с воем схватился за плечо.
— Неплохо, — кивнул Верген. — Жди следующего.
На вопли раненого прибежали еще трое.
— Тощего, который слева, — сказал Верген.
— Он худой, в него целиться неудобно, — возразил Карвен и все же прицелился куда сказано.
Выстрел. Наемник ничком рухнул на каменные плиты пола.
— Было бы куда хуже, если бы он в нас прицелился, — отозвался воин. — Отличный был стрелок, по повадке видать. Жаль, что с такой мразью связался.
В голосе Бергена послышалось искреннее сожаление.
— Эй, сюда! Там они! Там! — Прочие наемники уже бежали к ним.
— А теперь встань — ка мне за спину, — распорядился Верген. — Моя очередь малость повоевать.
Верген стоял сбоку от прохода, со шпагой в правой руке и пистолетом в левой. Карвен прижался к стене за его спиной.
«Сейчас наемники ворвутся сюда, и… Наставник, конечно, знает, что делает, и я ему, разумеется, верю… но как раз сейчас я бы не отказался от объяснений!»
Он обвел глазами окружающую полутьму, силясь понять, куда же бежать в случае чего…
«В каком еще случае?! — прикрикнул он сам на себя. — Если наставника ранят или убьют, ты останешься и разделишь его судьбу! Быть или не быть воином — личное дело каждого, а вот трусом быть нельзя ни при каких обстоятельствах! И вообще — ты сам все это начал, значит, тебе и ответ держать».
Пока он оглядывался и предавался сумбурным мыслям — пропустил начало. Серая тень ринулась в проход. Коротко и зло свистнула шпага, вычеркивая из списка живых очередную нечистую душу. Наемник свалился на пол с перерубленным горлом. Другой, спешивший вослед, запнулся о ноги убитого и рухнул на него с неразборчивым проклятием на устах. Это было последнее, что он произнес в своей жизни. Верген вновь взмахнул шпагой, и проклятие застыло на мертвых губах. Третий сунулся в сторону от тел, на ходу вскидывая ружье, и Верген застрелил его из пистолета.
«Так вот для чего мы выбрали такой узкий проход! — сообразил юноша. — Ну я и тупой. Мог бы и раньше дотумкать!»
Стремительно нагнувшись, Верген подхватил брошенное ружье, прицелился и выстрелил в проход, после чего вернулся на свое место. Кто — то коротко вскрикнул, и сразу несколько ружей загремели в ответ. Пули с противным свистом унеслись в темноту.
— Заряди мой пистолет! — В руку Карвена ткнулась рукоять.
Карвен хотел было сказать, что ни разу еще не заряжал пистолета в полной темноте, но… промолчал. Вместо этого он принялся на ощупь старательно воспроизводить все то, что уже неплохо делал на свету.
«Я же умею. Раз могу при свете, значит, и в темноте должен. Просто у меня практики мало, вот и все».
Прогремели еще два пистолетных выстрела, грохнул ружейный, потом опять пистолетный, и со звоном скрестились клинки. Кто — то взвыл от боли и тотчас замолчал, над головой и у плеча Карвена в стену врезалось несколько пуль, злой каменной крошкой обожгло щеку, кто — то с размаху запустил во тьму горящим факелом… а Карвен все заряжал и заряжал проклятый пистолет. Так долго. Так чудовищно долго, что, казалось, прошли века во всей своей безмерной протяженности, а он все еще…
— Да подожди же ты! — в бессильном отчаянье заорал он замахнувшемуся на него шпагой наемнику.
Наемник от изумления на миг замер, и Карвен, закончив последнюю операцию, спустил курок почти в упор. Наемник рухнул, продолжая удивленно пялиться на Карвена сохранившейся половиной лица, а из полумрака вдруг вынырнул Верген, вынырнул, схватил за руку и молча потащил куда — то прочь. Что — то орали за спиной, дыхание наставника было коротким, хриплым и рваным.
— Устал, — прошептал он. — Устал, черт… нет, я не ранен, ты не думай… нельзя, чтобы меня… ранило.
— Прости, наставник… — не замечая, что перешел на «ты», виновато пробормотал Карвен. — Я пистолет твой того… Выстрелил…
— Он у тебя?
— Да. Просто не заряжен опять.
— Черт с ним. Потом.
Наставник продолжал его куда — то волочь в уже совершенной тьме, его хриплое дыхание становилось все более сбивчивым, но он не останавливался. Все дальше и дальше, все глубже и глубже в непроглядную тьму, пока крики наемников за спиной не стихли почти полностью, сделавшись неразборчивым шумом где — то на грани слышимости.
