Бежать было некуда, разве только… Лила метнулась к статуе, взобралась ей на колено, на руку, на плечи. Уттаки полезли следом, но она уже дотянулась до гирлянд, сходящихся над головой великой Саламандры, ухватилась за них и подтянулась вверх, повиснув на веревках. Пока преследователи пытались поймать ее за ноги, она полоснула кинжалом по веревке сзади себя и пронеслась по воздуху к боковой стене храма.
Ударившись о стену, магиня вцепилась в выпуклые украшения и с ловкостью, вызванной потрясением, перебралась на окно второго яруса. Копье ударило в стекло у Лилы над головой и выбило витраж, облегчив ей работу. Она разбила остатки стекла рукояткой кинжала и выбралась наружу, оказавшись на узком карнизе, идущем по нижнему краю оконного ряда.
Площадь вокруг храма кишела уттаками, которые один за другим обращали внимание на магиню, слишком заметную в своем нагруднике и золотой сетке. Дикари, с воплями указывая на соблазнительную добычу, кинулись к стене храма и полезли вверх по неровной фигурной кладке. У Лилы опять остался один путь — наверх. Она вскарабкалась выше, цепляясь за выступающие камни, перебралась через карниз крыши и по чешуйчатой черепице конического купола влезла на самую макушку храма. Отсюда пути уже не было.
Лила, задыхаясь от волнения, смотрела, как ее преследователи неуклюже перебираются через карниз и ползут к ней, поскальзываясь на черепице. В яростном отчаянии она обратилась к шару, пытаясь добраться до него сквозь заклятие Каморры. Невидимая оболочка разлетелась от напора ее воли, и прилив магической силы захлестнул магиню с головы до ног. Уже не задумываясь ни над чем, Лила сосредоточила всю бьющую из шара энергию в единый огненный взрыв и обрушила на уттаков, почти добравшихся до своей цели.
Страшной силы молния зародилась в чистом небе и грянула в кровлю главного купола храма, походя снеся и уттаков, и добрую часть черепицы, взметнувшейся в воздух. Маленькая магиня, оглушенная разрядом, покатилась вниз по полуразрушенной крыше.
Витри и Шемма, как и остальные зрители праздника, не сводили глаз с вышедшей из-под земли Мороб, излучавшей оранжевое сияние, и с высокого сурового старика рядом с ней, на голове которого краснел обруч с саламандрой. Лоанцы догадались, что это и есть тот самый магистр ордена Саламандры, к которому у них было сообщение от Равенора. Богиня, воспламенив капли собственной крови, выманила из курильниц дымных диковинных тварей, подлетевших по ее зову к жертвеннику и закружившихся над ним. И тут лоанцы почувствовали, что в храме что-то изменилось. Сияние вокруг богини исчезло, на ее лице появилось растерянное выражение.
Дикие, злобные вопли со стороны входа в храм заставили их позабыть о происходящем на сцене. В первое мгновение лоанцы подумали, что странные звуки являются частью ритуала. Лишь когда уттаки показались в проеме центрального зала, рубя секирами направо и налево, стало ясно, что это не представление, а подлинное нападение.
Пока Витри оглядывался в поисках пути к бегству, Шемма проявил способности, неожиданные для его неизворотливых мозгов. Он нагнулся к основанию панели сцены и рванул деревянную обивку ее боковины. Нижние концы дощечек, служивших не опорой, а прикрытием пространства под сценой, не выдержали мощного рывка табунщика. Они оторвались от боковины и разошлись, образуя щель, как в заборе.
— Сюда, Витри! — прохрипел Шемма и с ловкостью ящерицы протиснулся в щель, на первый взгляд не соизмеримую с его внушительной комплекцией. Витри, отложив удивление талантами Шеммы до лучших времен, полез вслед за табунщиком. Доски сошлись за ним, и лоанцы оказались в полной темноте.
Пахло пылью, поднятой во время поспешного проползания в щель. Свербило в носу и хотелось чихать, но Витри сдерживался, хотя и понимал, что вряд ли его слышно сквозь шум и крики, наполняющие зал. Шемма пыхтел впереди, пробираясь на четвереньках подальше от дыры. Витри пополз за ним вслепую, пока не уткнулся лбом в широкий зад своего товарища.
— Постой, куда прешь! — громким шепотом откликнулся Шемма. — Надо узнать, куда мы ползем.
Витри сел на пол, стукнувшись затылком о помост сцены. Шемма тем временем достал купленный утром светлячок Саламандры. Окружающее пространство осветилось тусклым оранжевым светом.
— Ишь ты, светит! — обрадовался Шемма. — Гляди давай, вдруг где-то тут выход.
Лоанцы осмотрелись. Они доползли до широкой части сцены. Здесь было пусто, пыльно, невдалеке виднелось что-то вроде квадратной колонны — обивка люка подъемной площадки, ведущего в комнату под алтарем. Лоанцы проползли вокруг колонны и, не обнаружив никаких отверстий, оказались на прежнем месте.
— Отсюда нет выхода, — сказал догадливый Шемма. — Сидеть нам здесь, пока все не кончится. Я тебе так скажу, Витри, лучше уж здесь быть, чем там, — он показал глазами наверх, откуда доносились вопли и стоны. В этот миг высоко вверху раздался оглушительный грохот и наступила тишина. Лоанцы, забыв дышать, прижались к полу. Через несколько мгновений шум и крики возобновились. Резня продолжалась.
— Я думал, храм рухнул, — поднял голову Шемма. Его щека была перемазана пылью. — Ну и праздничек…
Некоторое время лоанцы лежали, прислушиваясь к шуму побоища. На покрытии сцены, служившем им потолком, появились мокрые пятна, с которых капала густая темная жидкость. Шемма и Витри понимающе переглянулись и, не сговариваясь, придвинулись поближе друг к другу. Когда наверху все стихло, они поползли назад к дыре, кое-как нашли ее и выглянули наружу. В храме были только трупы, валяющиеся на полу и на сцене.
— Еще светло, — сказал Витри. — Будем ждать темноты.
Шемма согласно кивнул, и они вернулись на прежнее место. Вскоре табунщик завздыхал и беспокойно завозился.
— Витри! — зашептал он. — А ведь мы с утра не ели!
— Вспомнил, — недовольно отозвался Витри, не страдавший аппетитом после пережитого.
— А что тут забывать-то! — удивился Шемма. — Яичница с ветчиной, масло, сыр… вот что, Витри… хорошо у нас в селе, но сыр делать не умеют. Я это понял сегодня утром.
Витри промолчал.
— Пора нам выбираться отсюда, — продолжил мысль Шемма. — Стемнело уже. А то здесь недолго и с голоду Сдохнуть.
— Мы подождем, пока все уснут, — сказал Витри не допускающим возражений тоном.
Шемма даже подскочил от возмущения, стукнувшись головой о помост.
— Раз все уснули, значит, они все съели, парень! Мы тогда и куска хлеба для себя не сыщем! — повысил он голос. — Ты как хочешь, Витри, а я должен вовремя позаботиться о еде.
